11 - го января 1904 г ода Жученко отправила Зубатову следующее письмо:
«Shau, shau, и вы, дорогой друг, собираетесь повидать свет и, правду сказать, пора. Надо будет вам оглянуться и посравнить воочию, а не с птичьего полета. Оставьте дома тоску и всяческие искания, приезжайте «знатным иностранцем» и повидайте действительно широкие горизонты. Учитесь только, ради бога, прилежно, чтобы из вашего «может быть» стала прекрасная действительность, для меня, по крайней мере. Удерживаюсь от выражений моих восторгов, чтобы могущее быть разочарование не было бы особенно горьким и неожиданным. В ваше прилежание верю, но всякие другие злостные «но» стоят призраками. Хотя, что же здесь такого невероятного, после таких этапов, как Москва, Питер и вдруг Владимир, с широкими, тихими горизонтами… для довершения крайностей Германия - совсем разумное дело.
Письмо ваше всколыхнуло мои „тихие воды» и в заключение всего могу только пожалеть, что не могу похвалиться, по пословице, известным содержанием в них…»
Прошло несколько месяцев. В Лейпциг приехал заведовавший агентурой Департамента полиции в Берлине Гартинг Аркадий Михайлович и предложил Жученко переселиться в Гейдельберг и возобновить агентурную работу. Об этом 6-го мая 1904 года она пишет Зубатову:
«Что бы я не дала, чтобы услышать ваш дружеский совет и поговорить с вами в настоящую минуту: впервые мне приходится принять решение без вашего совета. Дело в том, что Ев. П. [Евстратий Павлович Медников] прислал Ар. М. Г. [Аркадию Михайловичу Гартингу]- советует вернуться в прежнюю колею. Ручается «головой» за личность. Всё это так неожиданно ворвалось в мою обитель, и мысленно я ищу совета у вас, мой дорогой друг. Г. [Гартинг] смотрит на всё очень просто, взвесил всё за и против, и после долгих переговоров уехал с моим согласием. Решено переселиться в Гейдельберг и скоро, в конце следующей недели, я уже в дороге. Я рада случаю вырваться из моей бездеятельной жизни; обещано материальное улучшение, что даст возможность изучить что-либо практическое. Остаются казанские возможности, но и в этом обещано содействие. Предложено это с согласия А.А.Л. [А. А. Лопухина], и ручательство нашего друга склонило меня согласиться. Что вы скажете мне на это, дорогой друг? Будьте добры и скажите пару слов на этот счёт. Если напишите сейчас, то письмо ваше застанет меня здесь. Я буду вам очень и очень благодарна за ваши совет и мнение; лишнее повторять, как это для меня дорого и как мне больно, что я должна была решиться на это помимо вас. Сообщите также, как насчёт свидания; могу ли я рассчитывать на это счастье? Поеду отсюда 18-го, жду вашего письма».
Зубатов не медлил c ответом и 11-го мая написал Жученко:
«Сердечно радуюсь, мой дивный друг, что в вашей купели замутилась вода… Во-первых, расправите косточки и выйдете из нирваны, а свежий воздух и движение - вещь очень хорошая; а во-вторых - дело будете иметь с человеком, которого я очень ценил и уважал. Г. [Гартинг] - большой деляга: скромен, осторожен, выдержан; словом - с ним не страшно. Дай бог вам «совет да любовь». Заниматься лишь тем, что «всего опасаться» - дело мучительное, дух угнетающее; быть кузнецом собственного счастья куда заманчивее! Уверения А.А. [А.А. Лопухина]- тоже для вас козырь. Словом - хорошо. Под лежачий камень вода не течёт, а с переменой положения возможно изменение и в фамильных делах. Спасибо вам сердечное за внимание к моим глазам и вообще к моей особе. После операции я, боясь сначала шрифта, отодвинул на задний план немецкий, а потом обнаружилось столько по запущенного на отечественном языке, что я со страстью упиваюсь возмещением пропусков, и надежду на заграничное путешествие пришлось оставить. Да и у вас теперь жизнь пойдёт веселее и разнообразнее. Как только вы будете управляться с буяном? Ну, да вы так уравновешены и умны, что преодолеете затруднения и посерьёзнее этаких. С богом!»