Центральный комитет партии эсеров обратился к Бурцеву с предложением: «ЦК ПС.- Р. собрал ряд данных, уличающих З. Ф. Жученко в провокационной деятельности. ЦК считал бы полезным предварительно, до предъявления Жученко формального обвинения, сделать попытку получить от неё подробные показания об известном ей из провокационного мира. ЦК полагает, что вы, как редактор «Былого», могли бы предпринять эту попытку, и со своей стороны готова оказать вам в этом необходимое содействие».
Меньщиков, сообщая об этом в своих воспоминаниях, писал: «В августе 1909 года ц. к. партии с.- р. поручил Бурцеву «до предъявления Жученко формального обвинения, сделать попытку получить от неё подробные показания». Свидание антиподов состоялось в середине того же месяца, в Берлине».
К Зинаиде Жученко, проживавшей с сыном в Шарлоттенбурге (пригород Берлина) – пожаловал «Шерлок Хомс русской революции» Бурцев. Тактика розыска у него и иже с ним, кстати сказать, была та же, что и у ненавистного ему Департамента полиции – внутренняя агентура, которую он вербовал среди чиновников, а также филёрство, которое осуществлялось членами революционных партий. То, что считалось преступным и подлым со стороны правительства, признавалось необходимым и правильным в своих собственных руках.
Свидание с Жученко он описал в статье, опубликованной под псевдонимом Волков в «Русских ведомостях» (1910 г. №№ 293 и 295).
В августе 1909 гола Бурцев появился в квартире Жученко и обратился к ней с просьбой поделиться воспоминаниями в сфере революционной борьбы. Жученко скромно ответила ему, что она стояла далеко от организаций и вряд ли может быть полезна ему. Тем не менее, он может задавать ей вопросы. Но Бурцев не решился начать свой допрос в её квартире, где был сын и жила её подруга. Он предложил ей встретиться для беседы вечером в кафе. Она согласилась, пришла в условленное место, но по какому-то недоразумению не встретила Бурцева. В этот день допрос не состоялся.
Свои беседы с Бурцевым Жученко подробно изложила в письмах к фон-Коттену.
Вечером, взволнованная посещением Бурцева, Жученко написала начальнику Московского Охранного отделения фон Коттену:
«Не знаете ли, дорогой мой друг, исчезли ли уже сороки из уготовленных им тёплых краев? Мне кажется, они уже за границей. И вот почему. Сегодня был у меня Бурцев. – «Собирая воспоминания, я прошу вас поделиться со мной вашими». – «Что же вас интересует?» – «Всё. Но здесь неудобно говорить. Будьте добры приехать в 7 ч. вечера на Friedrichstrasse, к подземке. Я буду там ровно в 7 ч.» .
В 7 ч. я была, как условлено, но его там не было. Прождала до 8 ч. и отправилась домой. Вероятно, завтра придёт ещё раз, если только мой приезд к подземке уже не сыграл какой-то роли. Са у est или нет? Думаю, да… Когда я ехала на подземке, признаюсь, мелькнула мысль, – не встречаться с ним, уехать. Но это только одно мгновение было. «Я вас где-то встречал». – «Очень возможно» (никогда не виделась). Ну, как не пожалеть, что вы не здесь. Было бы интересно побеседовать. Но только вы остались бы мною недовольны: вы не любите, когда я говорю спокойно. Но чего волноваться! Я так себе и представляла. Именно он должен был прийти ко мне. Если возможно будет писать, сейчас же напишу вам о продолжении сей истории. А пока всё же до свидания. Всего, всего лучшего. Привет вам, Е.К.[Климовичу]и А.М.[Гартингу]».
«На следующий день в 10 часов утра Бурцев уже звонил у двери Жученко. Она сидела в глубоком кресле, безмятежно смотрела на своего собеседника и казалась с виду совсем спокойной, и голос был ровный и уверенный. Тогда, почти не владея собой, он подошёл к ней в упор и сказал прямо в лицо. – Я хочу теперь просить вас, не поделитесь ли со мной воспоминаниями о вашей 15-летней агентурной работе в Департаменте полиции и в охране? Она не то вопросительно, не то утвердительно - сказала ему: – Вы, конечно, не откроете ни доказчиков, ни доказательств. Бурцев, конечно, решительно отказался открыть свои источники.
Она высокомерно взглянула на своего прокурора и совсем не прежним тоном сказала: – Я давно вас ждала. Еще полгода тому назад я сказала своему начальству: «Бурцев разоблачил Азефа; теперь очередь за мной. Он сам придёт ко мне и будет меня уличать». Как видите, я не ошиблась. И скажу вам искренно: я рада, что вы, а не эсеры явились ко мне». Бурцев ушам своим не верил. «Для верности» он спросил: – Значит, вы признаете, что вы служили в Охранном отделении?
– Да, я служила, к сожалению, не 15 лет, а только 3, но служила, и я с удовольствием вспоминаю о своей работе, потому что я служила не за страх, а по убеждению. Теперь скрывать нечего. Спрашивайте меня – я буду отвечать. Но помните: я не открою вам ничего, что повредило бы нам, служащим в Департаменте полиции» (П.Е.Щёголев. Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы. М. [ГПИБ], 2004).