— Как же Софья могла не знать, кто из девочек ее родная дочь?
— У Софьи началась послеродовая горячка. Новорожденную ей сразу не показали. Повитуху привозили из другой губернии, а кормилице Вавилов под страхом смерти запретил говорить правду.
Виктория уточнила:
— Значит, Вавиловка — это деревня Вавилова, так, что ли?
— Конечно, — подтвердила Натали, — это наше родовое гнездо.
Ульяна Львовна заметила, что раньше об этом и заикаться нельзя было.
Посыпались вопросы.
— Узнали потом Софья и Елизавета, кто чья дочь? Что потом случилось с Елизаветой? Почему она не забрала свою дочь?
Натали подождала, пока наступит тишина, и продолжила.
— Вавилов выдал Елизавету замуж за старого богатого поляка Мелиховского, и тот увез ее к себе. Больше Елизавета ни к родителям, ни к Софье не приезжала. О ее дальнейшей судьбе известно только из ее писем.
Натали помолчала немного и неожиданно задала вопрос Ульяне Львовне:
— Скажи, пожалуйста, Уля, когда бабушка Мария отдала тебе медальон?
— Бабушка и не отдавала мне его. Футляр с медальоном как лежал в комоде, так и оставался там лежать. Я просто взяла его, когда бабушки не стало.
— Значит, ты никогда не надевала его?
— Ну, — замялась Ульяна Львовна, — носить медальон мне бабушка не разрешала. Говорила, что он очень дорогой, что его могут украсть и что лучше пусть лежит дома. Но я все-таки надевала медальон несколько раз на танцы, когда училась в институте и приезжала на каникулы.
Ульяна Львовна не стала рассказывать, что медальон она увезла с собой, чтобы показать подругам-однокурсницам. Ей вспомнилось, что на первое свидание с Горским она тоже надела медальон.
— А почему ты спрашиваешь об этом?
— Надежда интересовалась, где сейчас наш медальон.
Виктория насторожилась.
— И что ты ей ответила?
— Ответила, что медальон носит моя внучка Виктория.
— Раз Надежда так спросила, значит, она знает о медальоне?
— Конечно, знает. Мы с ней в детстве часто тайком заглядывали в бабушкин сундук. А однажды папа обещал меня сфотографировать. Я нарядилась в бабушкино платье, надела медальон и серьги. Папа сфотографировал меня и сделал фотографию. Когда мама увидела эту фотографию, стала ругать меня, что я без разрешения взяла бабушкин футляр. Я пообещала, что больше брать не буду.
— А твоя мама разве не носила эти украшения?
— Может быть, но я не помню, столько времени прошло.
— А где же серьги? — задала Виктория вопрос, так давно ее интересовавший.
— Не знаю, дорогая, может быть, их пришлось обменять на продукты в тяжелые времена.
Поговорили еще на эту тему и включили телевизор.
Виктория набросила на себя куртку.
— Я выйду, подышу свежим воздухом.
— Не вздумай курить, — предупредила Дина Сергеевна.
— Не вздумаю, — последовал ответ, но в это мало кто поверил.
Виктория прихватила с собой Ежика, засунула его за пазуху и вышла во двор.
— Что же это такое получается, а, Ежик? Получается, что если бы не революция, то быть бы мне помещицей? Представляю, как удивятся Светка с Вадиком такому повороту. И Светка сразу скажет, что она мне нагадала все это по своей книге. Вот только мне не совсем все ясно с этой моей родственницей Надеждой. Все это случилось так давно, что… — Виктория посмотрела на котенка. — Э, да ты, оказывается, спишь? Плохой из тебя собеседник, — она потрепала сонного Ежика за ухо. — Послушай, что я тебе скажу: не могла Натали так расстроиться из-за этой истории двух сестер. Что-то она не договаривает. А поэтому? А поэтому мне нужно съездить к Надежде самой и узнать, в чем дело. И вполне может быть, что у этой истории найдется продолжение…
Вечером позвонил Олег. Виктория клятвенно заверила его, что утром выезжает домой и что Натали собирается ехать вместе с ней. В тот момент она не сомневалась, что сделает именно так. Однако на следующее утро за завтраком она объявила, что еще недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы вести машину.
— Вы за меня не беспокойтесь, поезжайте, как решили.
Дина Сергеевна успокоила ее, ответив, что один день погоды не сделает и что билеты все равно еще не куплены.