Отмечу сразу же, в данном случае «грома среди ясного неба» не было. Добиваться «фундаментального пересмотра» лейбористы обещали еще с того момента, когда 22 января 1972 года на торжественной церемонии в Брюсселе «под шампанское» Эдвард Хит, премьер правительства тори, расписался в согласии с Римским договором 1957 года о создании «Общего рынка».
Прошлой осенью на ежегодной конференции лейбористской партии в Блэкпуле это обещание приобрело уже форму обязательства, которое было дословно включено в предвыборный манифест лейбористов (в предчувствии досрочных выборов Транспорт-хауз - лейбористская штаб-квартира подготовила его загодя и опубликовала еще 11 января, то есть примерно за месяц до того, как королевской прокламацией было объявлено о роспуске палаты общин и назначении парламентских выборов).
Словом, неожиданностью явилась не позиция лейбористов, а результаты голосования, которые переселили членов кабинета тори из особняков на Даунинг-стрит и министерства Уайтхолла на частные квартиры и… скамьи оппозиции в Вестминстерском дворце. Перспектива новых осложнений в «Общем рынке» забрезжила еще в ту бессонную и драматическую ночь с 28 февраля на 1 марта, когда Британия подсчитывала голоса, а консерваторам становилось час от часу не легче. Под утро телекомментаторы Би-Би-Си обсуждали тему отношений с ЕЭС как «новую тему европейской политики», а одно из первых «зарубежных мнений» на исход британских выборов было запрошено от Мансхолта, бывшего председателя комиссии ЕЭС, едва тот проснулся. «Право на пересмотр условий вступления? - переспросил Мансхолт. - Вероятно, оно есть. Но вы должны убедить других партнеров, что в пересмотре есть смысл».
К вопросу о «других» мы еще подойдем. Но убеждать самих англичан на сей счет особой необходимости не было. Первый же год пребывания Британии в «Общем рынке» дорого обошелся им. За 12 месяцев, с 1 января 1973 года, когда служитель брюссельской штаб-квартиры «Общего рынка» выкатил утром на старой детской коляске флаги трех новых членов сообщества - Британии, Дании и Ирландии и поднял их на дополнительных флагштоках, - за эти двенадцать месяцев розничные цены на продукты питания в Англии поднялись на 20 процентов. И прямо или косвенно эта дороговизна была связана с сельскохозяйственной политикой «Общего рынка».
Всего лишь за год рухнула, таким образом, вся политика «дешевого продовольствия», на которой десятилетиями покоилось многое в механизме британской экономики вообще.
Напомню, что за счет собственного сельского хозяйства Британия покрывала в послевоенные годы лишь половину своих потребностей. Остальное ввозила из других стран, преимущественно из стран Британского содружества наций, с которыми была связана так называемыми имперскими преференциями, то есть предпочтительными условиями в торговле. Беспошлинный или почти беспошлинный импорт продовольствия (как, впрочем, и других товаров) обходится дешевле. И он давал когда-то Британии существенные преимущества перед своими европейскими конкурентами. Британия, попросту говоря, тратила на пропитание относительно меньше, чем, скажем, страны континентальной Западной Европы, ибо те полагались в основном на собственное сельское хозяйство, а оно и по сей день не из самых эффективных и дешевых в мире.
Вступление Британии в «Общий рынок» перечеркнуло эти былые преимущества, ибо согласно правилам «зеленой Европы» сбыт сельскохозяйственной продукции стран - участниц ЕЭС должен быть гарантирован, и гарантирован по ценам, покрывающим достаточно высокие издержки производства. Так кончилось для британцев «дешевое» продовольствие. Но и это не все.
Когда тори звали своих сограждан под «холодный душ», они звали их, разумеется, не ради удовольствия просто вымокнуть. Расчет был на то, что этот душ континентальной конкуренции вымоет из британской промышленности нерентабельную мелочь, что он улучшит в принудительном порядке кровообращение явно застоявшейся и отекшей британской экономики, что, освежившись притоком идей и «ноу-хау», британские корпорации, поддержанные финансами лондонского Сити, начнут контрнаступление на рынки своих соперников. И Британия вновь будет задавать тон Западной Европе, благо, как образно выразился года полтора-два назад лондонский «Экономист», «континентальный оркестр плохо сыгран, а Эдвард Хит - дирижер по призванию».