Она вправе законодательствовать, вызывать любого гражданина в качестве свидетеля, допрашивать государственных служащих, наказывать редакторов газет, интерпретировать законы по своему разумению. Она настолько щепетильна в своей независимости, что не считает себя связанной даже законами, принятыми палатой предыдущих созывов (в противном случае был бы нарушен ее суверенитет), или прошлыми судебными решениями и вправе даже продлить срок собственных полномочий, ограниченный парламентским актом 1911 года пятью годами. И она держится за эти права и за все их традиционное обрамление. И внешне кажется, что все так и есть, как было. Колорит сохранен в неприкосновенности: неподражаемый архитектурный ансамбль, знаменитый Биг Бэн, ежедневная процессия спикера, ритуал раскланивания депутатов при входе в палату, возможность выпить в парламентском баре в любое после полудня время без обязательного для всех прочих питейных заведений перерыва с трех часов до шести вечера.
…Вестминстер хранит ворох традиций и обычаев. И три четверти миллиона туристов ежегодно отдают им дань. Любопытно ведь взглянуть на знаменитый, большой, как диван, мешок с шерстью, на котором еще со времен Эдварда III, то есть с XIV века, восседает в палате лордов лорд-канцлер, на спикера палаты общин в полном парике, председательствующего в кресле, подаренном Австралией, на бронзового Ричарда Львиное Сердце, о котором еще в детстве читали у Вальтера Скотта и который застыл теперь на коне у королевского подъезда в Вестминстерский дворец, на памятник Оливеру Кромвелю, четвертованному через несколько лет после его смерти. Он стоит на том самом месте, куда, как рассказывают, скатилась отрубленная голова великого бунтаря, провисевшая на шесте вестминстерского холла четверть века. И еще сто тридцать статуй и бюстов (последняя на моей памяти - Ллойд-Джорджу) расставлены по двум милям коридоров дворца, порядок в котором поддерживается 26 полицейскими и 32 швейцарами, а чистота - 250 служителями.
Как ни говори, у реликвий есть магнетические свойства. И в иные дни любопытных на галереях для публики раз в десять больше, чем внизу, в собственно палате общин, депутатов, уютно раскинувшихся с газеткой на зеленых сафьяновых скамьях. Впрочем, и сами депутаты, или эм-пиз (члены парламента), как их сокращенно именуют в Британии, обожают палату и купаются в той атмосфере, которая царит в этом «старейшем и почтеннейшем клубе Европы». Они относятся к ней как к чему-то одушевленному и уж, конечно, не упустят возможности напомнить, что «палата не привыкла, чтобы ее дурачили» или что она «не потерпит, чтобы с ней обращались как с горничной». Палата, правда, терпит многое, в том числе и падение своей власти. Но, допуская резкость, она не допускает грубости: спикер потребует взять свои слова обратно всякого, кто употребит в адрес коллеги «непарламентское выражение», вроде «лицемер», «убийца», «гавкающая собака», «свинья», «ханжа», «мошенник», «негодяй»…
Здесь любят поговорить, ценят хороших ораторов, рассыпают перлы остроумия пригоршнями и штучно и считают сокровенным «час вопросов», которым после церемонии открытия заседания и краткой молитвы начинается день, в том числе и каждые вторник и четверг, когда на вопросы депутатов обязан отвечать сам премьер-министр. Сэр Уинстон Черчилль, рассказывают, был в этом отношении бесподобен и умел ускользать даже из самых хитрых словесных ловушек.