Заур Зугумов
Бродяга: Воскрешение
Часть I
Тюрьмы и пересылки
Для того чтобы действительно оказаться на свободе, бродяге-рецидивисту отнюдь не достаточно по совести отсидеть положенный срок от звонка до звонка. Он всегда должен помнить: охота на него продолжается, и это — борьба без правил, во всяком случае правоохранительные органы крайне редко утруждают ими себя. Новый арест по ложному обвинению, ЛТП, психушка — вот лишь самый неполный перечень из их богатого, нажитого десятилетиями арсенала.
Что может спасти каторжанина? Верные друзья, воровская солидарность, горький гулаговский опыт и в немалой степени деньги…
Именно это последнее обстоятельство подвигло меня и всю нашу братву к совершению «экспроприации» — действию, знакомому всем нам по учебникам русской истории.
Ставка была высока не только из-за степени риска, но и потому, что в работе приходилось участвовать не просто преступникам, а людям идейным, честным во всех отношениях, то есть бродягам. Все это мы знали с самого начала и готовились к операции очень тщательно.
Место встречи с «покупателем» выбрали неслучайно. Это был Паттакесар — прибрежный участок суши вдоль небольшого отрезка берега Амударьи к западу от Термеза. Он был почти голым, не считая редких колючих кустарников, росших то там, то здесь, да нескольких карликовых деревьев, которые, казалось, были кем-то зарыты в грунт по самые ветви.
Но главным ориентиром, как для тех, кто пытался совершить здесь сделку, так и для тех, кто хотел ей помешать, являлся дуб-топляк в три обхвата, очень давно принесенный сюда бурным течением реки.
Угольно-черная тьма безлунной ночи укрыла все вокруг, погасив блеск реки. Почти зарывшись в песок, сжимая обеими руками холодную рукоять парабеллума, который был нацелен на одного из двоих «продавцов», я лежал на промерзшей земле в каком-то кустарнике. Еще раньше я наскоро соорудил здесь что-то вроде наблюдательного пункта, собрав на берегу принесенные ветром колючки, связал их вместе и зарыл в песок.
Не шевелясь и почти не дыша, я не сводил глаз с двух солдат, которые тихо перешептывались почти в метре от меня, нервно поглядывая в разные стороны и крепко прижимая стволы своих автоматов к груди, явно ожидая кого-то еще. Оказывается, промелькнуло у меня в голове, время тянется мучительно медленно не только для меня.
Стояла почти мертвая тишина, прерываемая разве что криком речной чайки, но чайки в этих краях зимой так не кричат — это Юань имитировал их крик, цинкуя нам о том, что пока все тихо, курьер еще не прибыл.
С противоположного, афганского берега Амударьи кто-то время от времени запускал осветительные ракеты. Иногда оттуда доносились редкие трассирующие автоматные очереди, напоминавшие о том, что смерть в этих краях — постоянный спутник. Когда редкие отблески озаряли на какое-то мгновение небольшой отрезок суши, я до боли в глазах пытался разглядеть лица этих «юнцов-торпед», по-другому их невозможно было назвать.
Мне вспомнился один солдат, азербайджанец, который несколько суток просидел вместе со мной в КПЗ бакинского горотдела, когда еще только-только начиналась моя мучительная эпопея, закончившаяся камерой смертников.
Он служил в Афганистане, а посадили его за то, что он убил молотком двоих соседей по дому. В заключение он попал впервые, поэтому я и старался ненавязчиво подсказывать ему, а заодно и слушал рассказы об армейской жизни этого вояки.
Вот какой эпизод врезался мне в память. Лежа в засаде и наблюдая в оптический прицел за душманами, бойцы, оказывается, отстреливали не всех подряд, а только тех, у кого на шее висели мешочки с опием.
— А зачем нам были нужны другие? — цинично рассуждал вояка. — Мы берегли патроны.
После боя, или как там у них называлась подобная операция, они собирали с трупов «трофеи», а затем этот «терьяк» продавали. Через границу его беспрепятственно перевозил кто-либо из сослуживцев, когда по служебным делам на несколько дней откомандировывался в Термез, ну а на нашей стороне клиентов всегда хватало. Таких командированных здесь ждали с нетерпением. Ну что ж, у солдат было с кого брать пример…
Фархад тоже затарился напротив меня, но с таким расчетом, чтобы солдаты находились как бы посередине образовавшегося полукруга под нашим постоянным наблюдением.
Рядом с ним не было даже маленькой веточки; он зарылся в песок как пустынный варан, но видел все. Изобретательности и хитрости жителям Востока не занимать, а Фархад был истинным уроженцем этих мест. Старики здесь любят повторять: «Иногда осторожность лучше, чем храбрость». И они, безусловно, правы.