Я остановился в изумлении.
— Где я могу его найти? — поинтересовался я.
— Раньше он торговал книгами, а сейчас в его лавке продаётся посуда, — сказал человек в плаще. — Я вам покажу, где это.
Он привёл меня к одной из лавок в сердце Торговой улицы. Я поблагодарил его, и мы расстались. В лавке работала девушка лет двадцати. У неё были длинные рыжие волосы, нос с лёгкой горбинкой. Она увлечённо пыталась сложить какую-то головоломку из палочек. Покупателей в лавке не было.
Подождав, пока девушка обратит на меня внимание, я спросил её, не знает ли она седовласого человека в очках, с кожаным браслетом на руке, который раньше владел этим местом.
— Да, когда-то это была его лавка, — сказала девушка. — Он продал её моему отцу два месяца назад. С тех пор я его не видела.
— Где его можно найти? — поинтересовался я, чувствуя, как сильнее в надежде забилось сердце.
— Не знаю. Но он оставил записку, на случай, если его будет кто-нибудь искать. Сейчас принесу.
Девушка исчезла за перегородкой, спустя минуту она вернулась, неся сложенный листок бумаги, и протянула его мне.
В записке содержалась всего одна фраза: «Посланник придёт в четверг». Я поблагодарил девушку и отправился домой, размышляя.
Кому адресована записка? Очевидно, что любому, кто спросит о бывшем хозяине лавки. Кто такой посланник? Мне это слово ни о чём не говорило. Четверг наступит завтра, и возможно, что тот, кого я ищу, приходит ко мне по четвергам. Если не удастся договориться с бродягами, есть шанс получить ответы на вопросы завтра.
С наступлением темноты я отправился на морскую пристань в попытке отыскать обокравших меня бродяг и уговорить их вернуть принадлежавшую мне вещь. Днём на пристани царит оживление. Подходят небольшие торговые корабли, рыбацкие лодки — до вечера здесь бурлит деловая жизнь. Ночью же это место превращается в зловещий и опасный уголок на окраине города. К ночи сюда, а также на воздушный вокзал, стекаются бродяги, воры, бездомные всех мастей. Они и сейчас были здесь, и, поборов страх, я принялся расспрашивать их о Риме, пока, наконец, не нашёл того, кто смог подсказать, где её найти — на одном из заброшенных пирсов. Там, по их словам, в сколоченных на скорую руку домиках обитают бродяги. Туда я и отправился, а по дороге на всякий случай разжевал листья дуки, которые дал мне Сид, чтобы дурманящий дым бродяг не подействовал на меня.
Тускло светили редкие фонари, оставляя на старых, местами прогнивших досках причала мрачные тени. На их фоне довольно отчётливо прорисовывались одинокие падающие снежинки. Слышались только шум морского прибоя и завывающий у прибрежных построек ветер. Да ещё деревянный настил, ведущий к пирсам, надоедливо скрипел под ногами. Какой-то человек впереди курил трубку и смотрел в сторону моря, облокотившись о перила. Приблизившись, я узнал в нём бродягу с бакенбардами. Того самого, который стоял на лестничной площадке во время налёта. Вокруг больше ни души.
— Что ты здесь забыл? — сурово спросил бродяга, когда я приблизился к нему. Он как будто ждал меня, а я ожидал встретить его.
— Я ищу Риму. Она взяла одну дорогую для меня вещь, — ответил я и подошёл ближе к главарю бродяг. — Я хочу её вернуть. Возможно, мы сможем договориться.
Бродяга задумчиво выпустил дым. Он сказал:
— Эта вещь у меня. Что ты можешь предложить за неё? Разве мы не всё у тебя забрали? — с иронией и одновременно с интересом спросил он.
— Я готов заплатить. Но можно сначала взглянуть на эту вещь?
— Я знаю, что у тебя нет денег, и ещё я знаю того, кто даст мне за эту вещь хорошую цену. Так что тебе лучше убраться отсюда поскорее, пока не случилось что-то очень плохое.
Этот бродяга действительно был их главарём. Это чувствовалось в той уверенности, с которой он держался передо мной, и властном, твёрдом голосе. Бак, так назвал его Сид. Одолеть его будет очень непросто, но я не собирался сдаваться и настаивал на том, что мне необходимо увидеть свою вещь. Внезапно меня ударили сзади по спине, я упал. Затем удары посыпались со всех сторон. Я поджал ноги и пытался руками хоть как-то защитить голову. Но вскоре от сильного удара по затылку потерял сознание.
Очнувшись, я сначала попытался сообразить, где нахожусь. Это была всё та же пристань, насколько можно было понять в первые минуты выхода из обморочного состояния, а вокруг не было ни души. Я чувствовал боль во всем теле и жуткий холод. С большим трудом я встал на четвереньки, потом на ноги. Пальто и шапка исчезли, также не было видно поблизости и моих калош. Сильно ныла и плохо слушалась левая нога, наверное она сломана. Правый бок и голова болели. Но я был жив, а это главное. Сейчас следовало поскорее убраться отсюда. Любые движения давались с трудом, тело пронизывала боль при каждом шаге, однако передвигаться всё-таки получалось.