***
Счёт времени был утерян. Отдалённо я помнила и понимала, что со мной случилось, но очнувшись в больничной палате запаниковала. Отдельная палата, белые стены, уже знакомая койка, это ж как я упала. Голова непрерывно болела, ощупав голову и лицо я обнаружила повязку на виске. Очевидно, ударилась, когда приземлялась. Счёсанная правая щека подтверждала мою теорию. Кисти руки были перевязанные эластичным бинтом. это я пыталась ухватиться за поручень, когда летела вниз. Готова поспорить, что по всему телу есть синяки, так как всё оно ноет, особенно, внизу живота.
Осознав страшное, я резко положила руки на живот, который ещё недавно был чуть округлый, а сегодня уже плоских. Нет. Нет. Нет. Я отказываюсь в это верить. Я схватилась за голову, зажмурив глаза и резко их открыв. Это помогает очнуться от кошмара… но ничего не изменилось.
Нет, такого не может быть. Это просто дурной сон и ничего более. Рука машинально легла на живот, чтобы погладить своего малыша, почувствовать округлость, но этого всего ничего не было. Я в немом удивлении приоткрыла рот, сжимая в кулаке тонкое больничное одеяло, и таращилась на свой живот.
— Очнулась? — Вошедший Гордеев поспешил ко мне, присаживаясь на край больничной койки и аккуратно взял меня за руки.- Даш. Ребёнка не удалось спасти. Срок очень маленький, а удар сильный и...
Дальше слова слипались в непонятную, тягучую кашу. Я не слушала. Мир вокруг меня рухнул, так же быстро, как возник. Я только недавно признала себя мамой, начала чувствовать плод, полюбила его. А теперь просто потеряла его. Почему-то у меня не было ненависти к Марине, была ненависть к себе. Не сохранила.