Моя крошка... Наша крошка... Быть может, её ещё можно спасти?
Я, что было сил, поплыл к берегу, прижимая Лиззи одной рукой к груди. Я смогу спасти её, она ещё жива... Мне вдруг показалось, что её пальчики обхватили мою руку, и я крикнул:
- Держись!
Я греб, что есть мочи и когда ощутил под ногами дно, поднял Лиззи над головой и закричал:
- Джо! Скорее, она жива!
Джули встречала меня у берега, в воде. Она стояла, протянув руки.
- Моя крошка! Моя крошка! МОЯ КРОШКА!
Мы вместе положили её на песок, и я принялся делать ей искусственное дыхание. Зажать нос, вдохнуть воздух. Массаж сердца - раз, два, три... десять. Ещё раз - вдохнуть воздух, массаж сердца, вдохнуть воздух, рад-два-три.
- Мертва-а-а-а... - заревела Джули где-то рядом, но голос звучал так далеко, я не видел её. Я видел лишь Лиззи - её широко распахнутые голубые глаза. Такие невероятно светлые, чистые... неживые.
Раз, два, три... восемь, девять, десять. Рот в рот. Скорее, скорее, её ещё можно спасти...
- Всё кончено, Фред, - сказал надо мной незнакомый голос, и чья-то тяжёлая рука легла мне на предплечье.
Я поднял глаза - передо мной на коленях стоял доктор Джо. Он постарел лет на двадцать.
- Нет!...
- Она мертва, Фред.
- Где ты был?! - взорвался я, схватив доктора Джо за воротник рубашки. - Где ты был?!
- Мэган... - его голос сорвался, и доктор Джо, в первый и последний раз на моей памяти, зарыдал, закрыв лицо руками.
Я наконец-то оглядел пляж. Питерсены - и маленькая Джорджиана у Пола на руках. Джефферсоны - Нина рвёт волосы на голове, а Пол, по очереди, ощупывает тела Дэна и Оуэна. Мэган, раскинув ручки в стороны, всего в метре от меня...
Со стороны дороги уже спускались какие-то люди в форме.
Я взглянул на Джули. Она наклонилась к Лиззи и целовала её щеки, лоб, нос, уши, что-то тихо, навзрыд, говоря.
- Как... - в груди будто раздулся воздушный шар, мешая дышать. - Как... - слова застревали в горле, голос походил на хрип. - Как, чёрт возьми?!
Я встал на ноги и, как заведённый, повторял: "Как? За что? Почему?"
Дождь перестал. Лучи солнца выглянули из-за тучи и осветили пляж. Прекрасный летний день.
Это была последняя Родительская Суббота в нашей жизни.
В то утро я проснулся от ярких лучей солнца, заливших комнату сквозь полуприкрытое занавесками окно. Потянулся, задев, как всегда, руками висевшую на стене картину - любимицу Джули. На картине было изображено зеленовато-голубое поле с пёстрыми разноцветными цветами, вдалеке - деревянный домик и облака, облака, слишком много, как я считал, неба для такого простого пейзажа. Но Джули была влюблена в эту случайно увиденную на ярмарке картину, и я не стал возражать, когда она решила повесить её над нашей кроватью.
Одевшись и умывшись, я спустился вниз. Двери, ведущие из кухни в сад, были открыты нараспашку. Я слышал, как Джули и Лиззи заливаются смехом на улице.
Присев у кухонного стола, я принялся за зелёное яблоко.
- Проспал до полудня!
Джули влетела из сада в дом, как пташка. Звонко чмокнув меня в щеку, она подхватила два блюда с тарталетками и снова исчезла на улице.
Сегодня была Родительская Суббота - то небольшое развлечение, которое мы могли себе изредка позволить. По обыкновению, это была третья суббота месяца. Собирались все наши друзья - семейства Питерсен и Джефферсон, Сара Рид и доктор Джо. Мы с моей женой Джули принимали всех у себя - так как вид из нашего сада на реку был просто изумителен, и, к тому же, никто в округе, кроме Джули, не любил устраивать приёмы настолько сильно. Детей в этот день отправляли, как шутил Пол Джефферсон - "восвояси" - а именно, под присмотром старших ребятишек, они уходили в импровизированный поход к реке, строили шалаш, ели сэндвичи, играли, и, в общем, отдыхали хоть куда. Взрослые же, освобожденные гнётом своих родительских обязанностей, жарили барбекю, играли в бадминтон, загорали и баловались алкогольными коктейлями, которые доктор Джо научился делать, будучи интерном в Португалии. Началась эта традиция чуть больше года назад, и предложила её как-то за ужином лучшая подружка Джули - Элли Питерсен.