И только он перешагнул порог кухни, как его состояние пришло в норму, но сердцебиение участилось, а лицо побледнело. Возможно это было удивление или усилившийся страх, вероятно то что можно назвать оказией. На столе в самом центре комнаты, рядом с перечницей и солонкой, стояла неприметная баночка. На пожелтевшей от старости этикетке выбита надпись о содержимом: "Бромистый Калий".
—Да ты надо мной издеваешься! — Вздрогнул он и схватила склянку.
—Что опять случилось? Иди сюда уже. — сказала Карла.
Паури вошёл в зал медленно, близко рассматривая найденный предмет. Не отрывая от склянки глаз он вышел на улицу.
Во дворе под тенью темной альтанки горел огонёк. Поскольку наступали сумерки, свет керосинлвой лампы яркой зарёй выбивал из причудливых форм беседки ажурные тени. Коричневый флакон стоял на столике, у которого заседали две личности. Одна глупо смотрела на баночку, с явным недопониманием на глазах, а вторая же с таким же удивлением наблюдала за поведением первой. Шум дождя перебивал сверчков и трёп соседей, создавая что-то похожее на вакуум вокруг сидящих.
—Может всё-таки скажешь в чём дело? — сказала девушка, укутанная в одеяло и скрутившаяся в клубок.
Паури выждал театральную паузу, сделал глубокий вдох и начал вести рассказ.
—Смотри какое дело... Скажи мне что сейчас ты видишь?
—Дай угадаю. Банку из аптечки?
—Верно. Но для чего она мне?.. А вот тут то и проблема — они от шизофрении.
—Первый раз слышу о том, что ты псих, не убедительно.
—В этом и суть. Я был уверен, что моя болезнь лишь сон, а эта баночка доказывает обратное. Я не совсем понимаю, что происходит.
—А когда ты успел получить этот флакон?
—Буквально вчера вечером после встречи с тобой. Ты была здесь, я прав?
—Да, но тут не было тебя!
Паури кивнул головой Карле, как бы в подтверждение своих идей о иллюзорности того вечера. Ведь если он ушёл из дому раньше её появления — он видел лишь миражи, что заставили его бежать.
—Подожди, ты мне сейчас без капли сомнения говоришь о том, что ты шизофреник? Не думаешь, что это слегка бредовая идея? Такие диагнозы, как минимум, не возникают мгновенно.— сказала Карла указывая пальцем на собеседника.
—И в правду, сейчас всё в норме, но я более чем уверен в том что это было! — сказал Паури и неуверенно вдарил двумя пальцами о грань стола.
—Маловероятно. У тебя же была бессонница?
—Да. — его лицо резко приняло вопросительный вид.
—И что ты от неё себе купил?
—Я понял, — снизошло озарение. — Возможно и так, но я не помню, чтобы лечился от проблем со сном, а тем более того, как ходил в аптеку.
—Память у тебя от роду плохая. Не удивлюсь если ты не помнишь даже какой сейчас день...
—Готов поспорить...
В тишине под дробь капель они сидели пока не село солнце. В кромешной темноте они зашли в дом. Промокшая до нитки Карла не смогла бы уйти. В таком состоянии ей до какой-нибудь простуды рукой подать, учитывая развивающийся бум гриппа, и вовсе страшно.
Свет погас, девушка заняла собой кровать, а Паури без вопросов умостился на присыпаном пылью красном кожаном диване. Город засыпает. Люди укутывают в одеяла, ворочаются в поисках любимой позы. Кто-то пытается поспеть за остальными, в спешке доедая бутерброды. А как итог, каждый неизбежно уходит в забвение. Они видят сны, в которых разворачиваются сюжеты их жизни. Например Петр Павлович ещё днём продал Курозину ржавые часы, а сейчас размышлял картинками о том, как возмущается тот по этому поводу. Кто-то, возможно, убил человека, а сейчас наблюдает за розовыми котятами.
Вокруг блуждает ветер и тихо шепчет неразборчивые слова, которые время от времени останавливаются в неспящей голове, но так и не дождавшись обработки уходят дальше в воздух. Дверной замок щёлкнул два раза. Холодный воздух хлынул в помещение. Капли ударили по зонту и стуки каблуков понемногу начали утихать, удаляясь от дома.
Паури переполняло воодушевление, какого он никогда раньше не ощущал. Восторг и праздность, неудержимая радость заполонили собой сознание. Он бежал, спотыкался, неуклюже отпрыгивал от земли и всё стремился в даль, сам не зная куда и зачем. Мир с холодного переменился теплым, он грел его и окутывал пьяным дурманом. И всё мигом стало дружелюбным и приятным.
—Куда я бегу, зачем?!!— кричал он не в силе остановится,— что со мной?!
Но я так рад!
Среди мертвых, пустых переулков и садов, у галереи и церкви, близь дороги и даже на площади тайфуном полетел топот. Явился и нарастал лёгкий шепот. Громкий смех эхом раздавался по всей округе, проходя сквозь окна и стены домов. И крики его эмоций изредка вырывались из фона барабанных партий подошв английских туфлей. С каждой минутой голосов становиться всё больше и больше. Они плодятся и уже кричат как стая враждебных птиц.