Пожалуй, пропустим рутину рабочего бытия, и застанем Вадика за любимым занятием, в котором он, действительно, был хорош и не имел себе равных. В его действиях ощущались звериная мощь мотивации и первобытная магия. От безудержных и беспощадных взмахов медной трубой и украденной у слесарей кувалдой даже смотрящему становилось больно и жарко, словно речь шла не о сминавшимся под ударами металле, а о добыче пещерного огня, от которого зависела жизнь целого племени.
Вадик шел на рекорд, и если обычная доза металла укладывалась килограммов в двадцать, то сегодня родной цех попрощается уже с сорока. Он решил приблизить мечту и удвоить усилия. Через два часа гора никелевой обрези аккуратными брикетами лежала в укромном уголке, укрытая диафрагменной тканью, и ждала своего часа. До конца смены оставалось полтора часа, и Вадик, мучимый совестью и приступом безделья, помог озверевшим от духоты и пробегающих по сырым рубашкам электрических разрядов коллегам выгрузить половину ванны и смахнул с уткнувшегося в катодную площадку специального крана малахитовые крошки купороса на пол — убрал рабочее место.
Рабочий день, вернее ночь, близилась к концу, и Вадик поспешил наполнить корзинку грибами. На полусогнутых ногах наш Че Гевара продирался сквозь боливийский лес цеховых колонн, стараясь не вызывать подозрений у сонливых охранников. Миновав все посты и избежав расспросов, он благополучно доковылял до раздевалки. Пока все принимали душ, — для Вадика это всегда было потерей времени, — он старательно, аж слюна подтекала из уголков лоснящихся губ, перекладывал драгоценную ношу. Он удовлетворенно оглядел результат: ничего не выпирало и не торчало из-под куртки и таких же просторных, как паруса, штанов. А вот на автобус, что отходил от цеха в шесть тридцать утра и следовал до дома, он опоздал. Пришлось ковылять до центральной промплощадки, и оттуда на городском маршруте он доехал до главной городской площади, где предстояло сделать пересадку.
Оранжевые точки часов на крыше дворца культуры показывали семь тридцать три, а термометр — минус девятнадцать, когда автобус распахнул для Вадика дребезжащие стонущие двери напротив черно-грязной фигуры с зажатой в руке вечной кепкой. Тут я вынужден разбавить нашу историю неинтересным, но крайне необходимым описанием. Поверьте, я сам пропускаю подобные моменты в опусах уважаемых современных авторов, ибо не в силах терпеть момент развязки, укутанный в рыхлое одеяло крайне аппетитных и заманчивых десятистраничных зарисовок на тему желтого кленового листа, его бесподобных прожилок и завораживающего падения с ветки на землю.
Декабрь в тот год выдался странным. Несколько дней в городе бессовестно куролесила оттепель, заставляя киснуть обувь обывателей в подмокшей снежной каше. Но ударивший вскоре мороз сковал в причудливые горные хребты грязное месиво, и жители, отчаянно чертыхаясь, покоряли их на разъезжающихся ногах. Дополняли картину длинные, поблескивающие в свете желтоглазых фонарей, полоски льда. Их особенно полюбила детвора, раскатывая дорожки подошвами ботинок и проскальзывая на них, порой, целый квартал. Автомобилисты и общественный транспорт вносили свою лепту, превращая дороги и остановки в сплошной каток.
Итак, Вадик вышел из автобуса и, по провинциальной привычке, решил высматривать из-за поворота номер первый, что доставил бы его дома. Наконец, нужный транспорт прибыл, но остановился почему-то дальше обычного, и Вадику следовало поторопиться. Не будем забывать, что за ночь он «прибавил в весе», да и сам не отличался расторопностью. Вадик спешил к автобусу, навстречу неумолимой судьбе. Тут-то все и случилось. За несколько метров до цели он, поскользнувшись на слегка занесенным за ночь снежной крошкой ледяном зеркале, беспомощно порхая руками, словно голубь на покатом подоконнике, со всего размаха опрокинулся навзничь.
Уже на земле, Вадик почувствовал нарастающую боль в затылке, но, как говорится, беда одна не приходит. Вы наверняка не раз осторожно обходили теплым южным вечером копошащихся под ногами огромных, но беззащитных жуков, прикованных к почве тяжелыми панцирями. Одного из таких насекомых как раз напоминал Вадик, бессмысленно и вяло ковырявший конечностями морозный воздух. Первопричиной ситуации, как вы догадались, послужила неравномерная загрузка нательных подсумков. Наш железный рыцарь, облачаясь в доспехи, половину «выручки» доверил спине, как самой выгодной и удобной, «стратегической», зоне. Именно она позволяла вынести металла больше и незаметнее. Только в этот раз Вадик перестарался. От жалости к себе и не в силах ни приподняться, ни перевернуть и без того грузное туловище, глаза Вадика заблестели, тут же покрываясь тонкой ледяной корочкой. Напомню, что в этот ранний час на остановке, где останавливался общественный транспорт, следующий в город, было малолюдно, да и тех только что забрал злополучный автобус.