'…С последним ударом её пульса сверкнули тысячи молний и прогрохотал такой гром, что у некоторых женщин драгоценности выпали из оправы, или разбились. Про зеркало маяка я уже не говорю — я только отпустила её руку, как по крыше раздался ужасный грохот, противный скрежет, и мы с веранды увидели этот жуткий ливень из осколков стекла. А потом пошел уже и настоящий, небесный… Отец твой укрылся от бури в корабле — так только этот корабль и остался на своём месте, все остальные пошвыряло в город, а в самом городе, как языком, слизнуло подчистую два квартала. Слава Будде, не так много народу погибло, как можно было ожидать — заброшенные бурей в город корабли спасли многих. Я же во время бури занималась приведением в порядок тела Ёсико и самого божественного Каминакабаро — он ведь тоже порядком повредился, когда воевал со смерчами. Он мне и рассказал, что произошло на самом деле.
Оказывается, она где-то стянула меч — а может, ей и кто-то дал, не думали ведь, что она опять сумасшедшая! Сумела сломать клинок, чтобы удобнее спрятать — откуда только сила у безумцев берётся! Божественный Каминакабаро хотел её уже спускать вниз — видел, что приближается шторм, она заспорила, и, говорит, голос был такой ненатуральный, что он сам поднялся, чтобы её убедить. А она — только увидала, что он взлетел, с хохотом крикнула: «Поймай меня!», сложила крылья, вытащила двумя руками обломок, и перерубила верёвку (это всё пока падала — откуда, говорится сила…) — и, распахнув крылья, полетела… Божественный Каминакабаро понял, что она опять помешалась, и бросился следом… ну остальное, я уже сама видела и про то тебе написала. Обломок меча мы нашли потом — на верхней площадке маяка, то ли она так забросила, то ли шторм постарался — не знаю…'
«…На похороны собралась чуть ли не вся планета, приехал и Сабуро и Ичико, она тогда забрала твоих суккубочек к себе, и мать госпожи супруги наследника — совсем ослепла от горя, полезла на погребальный костёр, еле выручили… а ведь вроде отреклась от мирского, вот она, родительская любовь-то. Я поэтому никогда не пойду в монастырь, будь у меня хоть один живой ребёнок, и ты не ходи — никакая святость не стоит тех минут, когда ты прикладываешь своё дитя к своей груди» — дочь императрицы усмехнулась. Её мать, как и все знатные дамы, пользовалась кормилицами, об одной из которых и писала сейчас. Хотя… что-то странное рассказывала Кико про её мать и Императрицу, но то были слухи, слишком не укладывающиеся в сложившийся образ, поэтому она с детства их пропускала мимо ушей.
«Смерть полюбила Императорский Дворец, начиная с этих похорон. Твоя новая Фрейлина — Мико, дочь Кавабато, поперхнулась на поминках рыбной косточкой, и через три дня мы зажигали ещё один костёр. Её мать, получая урну, призналась мне, что отправляла дочь в наложницы императору, а не тебе в свиту — почему ты мне ничего не рассказала⁈» — эта откровенная ложь заставила Кадомацу в бешенстве смять невиновный листок бумаги и бросить материнское письмо об стол — конечно же, всё на самом деле было наоборот! Вошедшая в поговорку глупость госпожи Кавабата заставила её похвастаться перед подругой-императрицей — и подписать смертный приговор своей дочери…
Кадомацу в бессилии стиснув кулаки так, что когти вонзились в ладони, села, нахохлившись на краю кровати, думая, за что же судьба наказала её такой матерью? В наивном детстве, беря пример с родителей, девочка, до жути похожая на мать (разве что цветом кожи отличались), оказываясь перед выбором, всегда старалась поступить по-доброму, по-честному, по справедливому, твердя себе, что именно так бы поступила любимая мама — сделала бы всё хорошо. Теперь, повзрослев, она поняла, сколько раз ошибалась — её мать никогда бы не поступила хорошо. Она в любом случае поступала гадко…
Маленькая принцесса долго не возвращалась к письму…
Вреднейший характер
Первой помехой для продолжения чтения стал совсем неожиданный посетитель. Она услышала, как оставленный братом хатамото при входе негромко разговаривает с кем-то, с трудом подбиравшим слова, потом полог откинулся, и, неловко улыбаясь, вошел — кто бы мог подумать? — Хасан!
— Я ходить… я шол… шэл…
— «Я пришел к тебе в гости!» — улыбнулась принцесса: — Ассалям алейкум, Хасан!
— Аллейкум ассалям, — вздохнул с облегчением башибузук.
— Проходи, давай, только осторожнее, не наступи на ковёр, он из расплавленной меди, сгоришь ещё невзначай! — с этими словами она спорхнула с ложа, и, запахнув покрепче полы своего мужского халата, наколдовала на гостя более надёжную изоляцию.