Младшая сестра не выдержала и упала головой на его грудь в добившихся своего рыданиях. Нет, не на смертном одре брата надо было слышать такую весть! Что любовь отца и матери — не более чем забота о племенной кобыле!.. Нет — корове…
Он словно прочитал её мысли:
— Не думай плохо о родителях…
— Почему это? — слёзы срывали голос на вой.
— Потому что… да, мне не надо объяснять, что мы не идеальная семья… но на нашем отце лежит забота о всей Империи… его… можно простить…
Принцесса осушила слёзы и подняла взгляд. Она поняла — нет, вовсе не безволен был принц-самурай! Нет, это был добровольный отказ от свободы, не рабское, а безоговорочное послушание отцу — всё во благо государства! Про таких героев слагают легенды…
— Мой бедный брат… Каким бы ты был императором!
— Всё равно теперь уже поздно сожалеть… Я больше ни на что не годен… Ты не должна допустить, чтобы род прервался!.. Родители… согласны на всё… делай выбор сама… бери мужа или любовника… Взамен, Малышка — только роди… нового Наследника, нового Императора…
Слёзы опять побежали по ещё не высохшим щёкам младшей сестрёнки. Она прижала к ним нечувствительную руку Мамору. Ну, он ведь не знал про Тардеша! И, маленькая принцесса решилась:
— Брат, я должна тебе рассказать…
— Моя одежда здесь⁈
— Да, хоть и мало что от неё осталось… Послушай…
— Передай мне перевязь…
— О, — она отпустила его руку, встала со стула сделала несколько шагов к углу, где лежали его оплавленные взрывом и распиленные врачами доспехи, и, пошарив, вытянула тяжелую перевязь с мечом. Белая кожа «горного духа» даже не закоптилась:
— Брат… Я должна…
— Вынь ваказаши из ножен и дай его мне.
Мамору носил два меча — по самурайскому обычаю. Если большой намертво приварился, то нужный брату меньший, ещё можно было вытянуть, приложив достаточно силы. Выполняя эту просьбу, принцесса не переставала говорить:
— Брат, я никогда не смогу стать хорошей сестрой и примерной дочерью… Я… я проклята… Я… я влюблена в господина Тардеша, и лучше умру, чем позволю к себе прикоснуться кому-нибудь другому! Но… я сама не могу до него даже дотронуться… — и, потеряв голос, в который раз заплакала.
— Бедная Малышка… Я подозревал, что это так… Ты вынула меч⁈ Дай.
— Да. А зачем он тебе⁈
— Каждому из нас приходится чем-то жертвовать… Вспоминай эти слова, когда придёт твоя очередь исполнить обещание… А сейчас, тебе, наверное, лучше уйти… — пальцы брата, обнажив кости в разрезах над суставами, с силой сжали рукоять…
— НЕТ!!!
Да как она смела, настолько погружаться в собственные переживания, чтобы не заметить очевидного! Такая… такое… нет, она столько не рассуждала — с истошным криком, напугавшим пол-корабля, кинулась обеими руками к серебристо-белому клинку, не разбирая, где лезвие, а где рукоять. Принц показал, что, даже ослепнув, остался хорошим воином, но минута отчаянной борьбы всё-таки заставила его остановить руку.
— Перестань, — попросил он, с удивлением ощутив, что младшая сестрёнка уже равна ему по силе: — Ты позоришь меня…
— Я тебе не дам умереть! К тому же… никто не видит!
— Ты это видишь… А я не хочу остаться в твоих глазах неспособным на последнее решение!
— Но… Нет! Нет! Нет! Помнишь, что говорил Сэнсей⁈ Самоубийцы никогда не заслуживают ни рая, ни даже равного до смерти положения!
— А куда, как ты думаешь, попала Ёсико⁈.. Мне… другого и не надо… Зачем мне рай без неё?.. — и пустые глазницы наполнились слезами.
— Не смей! Ты… ты не посетил её могилу!
Мамору сделал лёгкое движение обугленной головой. Маленькая принцесса подняла взгляд и увидела на крышке большого медицинского прибора урну с пеплом… Да, некоторые поступки Сэнсея трудно понять. «Но кто кроме него мог принести сюда и так вовремя?»… Брат воспользовался этим моментом, чтобы освободить рукоять — сейчас одна ослабевшая рука девушки удерживала клинок за лезвие.
— Ты уже всё приготовил…
— Не знал, что это будет столь тяжело при тебе Малышка… А сейчас уходи — ты нас разлучаешь… Я всё равно умру, но если я буду в гневе или печали, я стану злым или скорбным духом, и… не встречу её…
Мацуко отпустила и вторую руку и безутешно расплакалась… Всё, повязки на лицо придётся делать наново… Она подняла взгляд и увидела, что брат уже положил меч на горло, и теперь ждал только её…
— Прощай… Что бы ни говорил Сэнсей, я верю, что ты встретишь её в Западном Раю… — и, зажмурив глаза, вышла из палаты. Мамору предстал перед её глазами здоровым — таким, каким она видела его полгода назад, на террасе Девятивратного Дворца, вместе с Ёсико созерцавшим вечерний закат над Столицей.