Летучие колесницы только по названию могли напоминать летающие лодки родины демонов — но обычно даже не рассчитывались на перевозку солдат и пассажиров, и имели всего одного возницу, по совместительству стрелка. Чтобы проще управляться, оружие в такой колеснице закрепляли неподвижно, и меткость стрельбы зависела исключительно от владения пилотом Искуства Полёта. По маневренности такие штуки соперничали с живыми летунами, с рождения имеющими крылья, а по скорости… куда там! Люди, хвастаясь, говорили о боях на скорости в два раза быстрее звука, и даже самые отважные самураи содрогались, представляя, какой ловкостью и глазомером надо обладать, чтобы два таких быстрых противника просто смогли нанести удар.
Кадомацу в тот день очень заинтересовалась устройством, которое защищало колесницы, создавая вихрь вокруг них, отбрасывающий пули и стрелы — потом два дня думала, можно ли такое же сделать с живыми самураями, но ничего не придумав, отдала идею людским инженерам — нет, мозг демонов не создан для таких усилий. Это человеческая работа и человеческое искусство.
…А вот, что и, правда, выделяло людей из общей массы — это их упорное нежелание пользоваться магической изоляцией, и расчет на глухие металлические доспехи, в которых они носили и родной им воздух и тепло родного мира. Это порой серьезно сковывало их, в общем-то, мощную армию, и вызывало недовольство не только Главнокомандующей демонов, но и амальских начальников. Кадомацу как-то спросила принца Стхана об этом — кажется, это было на её дне рождения, вроде после спора с Мацукавой… или до⁈ Нет, скорее после.
Принц Стхан, этот великан своей расы — почти роста демонессы, широкоплечий богатырь с руками в рубцах от тетивы, голубоглазый весёлый блондин, слегка страдающий близорукостью — в другой расе бы этот недуг навсегда бы закрыл карьеру воина, но мастера Джаханаля сделали чудесные очки для сына махараджи — и вот он стал непревзойденным стрелком, лучшим, чем многие зрячие. Белокурые волосы по кшатрийскому обычаю он укладывал в косичку на макушке — что опять-таки делало его похожим на самурая.
Итак, весьма прельщённый оказанным ему вниманием (принц был полной противоположностью стеснительного и романтичного Томинары — бабником, каких свет не видывал! Он даже к Злате клинья подбивал), он живописно развалился на диване и отвечал:
— Понимаете, девушки… Надеюсь, вы не поставите меня в положение уважаемого Мацукавы-сана, который только что, еле-еле от вас отбился?
— Он и не отбился, — улыбаясь, показала зубки именинница.
— Ну, как посмотреть… С помощью нашей любимой хитроумной Златы, мы уже знаем, что магию незаслуженно ставят на более низкое место в воинских искусствах, чем более привычные науки. Ну, я могу сказать, это, наверное, не случайно — например, наука Амаля говорит, что сначала все войны были нужны для продолжения рода, и поэтому у всех рас выживали самые сильные и самые живучие…
— А почему не самые умные⁈
— … самцы. С другой стороны, что бы вы ни говорили, мой зелёноглазый дьявол, огреть дубиной всё-таки проще, чем произнести хотя бы Огненную мантру…
— Спасибо… — поблагодарил всё ещё удрученный Мацукава: — Раньше не могли сказать, Стхан-доно⁈ — все удостоили генерала короткого внимания, а потом вернулись к принцу.
— У нас же такой проблемы никогда не стояло, — продолжал наследник Джаханаля: — Мы считаем, что право на самооборону дано каждому существу, созданному Всевышним, и поэтому Всевышний создал разные виды оружия для разных видов разума — если совсем ничего нет, то используй когти и зубы, чуть поумнее — дубину, дальше мечи, потом лук, колесница, звездолёт, а самым умным — тонкое оружие в виде магии… — Злата незаметно превратилась в человеческую женщину и подсела рядом.
На этот раз в слове «спасибо» Мацукавы звучало куда больше сарказма. Взрыв громогласного хохота был ему ответом и маленько сбил оратора с мысли.