Он взорвался. Говорил, что хорошо рассуждать о жизни, имея кандидатский диплом. Язвил насчет восторженных инженеришек, для которых учреждение, где они получают зарплату, — пуп земли, средоточие проблем мировой техники. А уж его-то училище вполне обойдется и без феноменальных открытий — подумаешь, техников готовить! Он не кулик, для которого лучше его болота нет ничего на свете. И еще сказал, что во всяком деле нужен масштаб, а раз его пока нет, нужно искать обходные пути.
Марта выслушала, усмехнулась: «Ты привел поговорку, я отвечу тем же: «Юпитер, ты сердишься…» И недоговорила. Он сидел, уставившись в пол, потом заставил себя перевести взгляд на лицо Марты и увидел, что щеки ее покраснели и глаза смотрят обидчиво и сердито, как никогда раньше. «А насчет инженеришек, — сказала она, — насчет инженеришек я вот что тебе отвечу. Моя диссертация пригодилась на двадцати заводах. И только поэтому я делала ее. В рабочее время, в учреждении, где мне каждый месяц платят не очень большие деньги. И даже не придумывала тему — она стояла в плане. А если бы это было не нужно, я бы просто целыми днями гоняла на яхте. Так, мне кажется, честнее».
Почему его так разозлил, обидел этот разговор? Он не показывался у Марты целый месяц. Каждый вечер проводил в каких-то шумных, незнакомых компаниях, куда приводил его услужливый Валдманис. Он знал, что зря тратит время, и все равно уходил из дому — ему казалось, что он мстит Марте.
Как-то спросил у Валдманиса: откуда у него та книга, Джозеф Конрад на английском языке, почему она так хорошо сохранилась? Тот засмеялся: «Дома в шкафу нашел. А сохранилась… Просто в наш дом не попала бомба».
Да, книга его ровесник. Новенькая, словно вчера из типографии. В нее не попала бомба. А он мальчишкой пошел слесарить, потом — армия, год на фронте. Кончилась война, потянулась служба — север, юг, запад, восток. Поступил в академию и света божьего не видел, пока не восстановил растерянные знания. Это что, тоже легко?
Он вел занятия, принимал у курсантов зачеты и все думал, думал. Ну, допустим, Марта права — он на работе один, он ни с кем не дружит. Рад бы. А с кем? Допустим, он сторонится начальства. А почему бы нет? Зачем оно ему? Он ведь окончил академию в первой десятке, — кажется, видно было, что голова на плечах есть, что может для науки кое-что сделать. Ну-с, а где оказался? Снова в полку, год трубил почти на той же должности, что и до академии, пока случайно не попал в округ, не доказал кадровикам, что неплохо бы подобрать ему что-нибудь и повыше. Подобрали: преподаватель электротехники! Тверди, как в школе: напряжение равно силе тока, помноженной на сопротивление… Еще скажите спасибо, что паинькой держится, другой бы на его месте выпивать начал, куролесить, и все бы удивлялись: чего это он бузит, порядок нарушает?
В общем, когда он размышлял, все получалось складно. Только не мог придумать, что ответить в этом мысленном споре Марте. Как будто она знала, что он складывал бумаги с гербами в папку и писал на крышке число — сколько их там. Словно Робинзон — только тот дни считал на необитаемом острове.
И вот он встретил Марту на улице — зимним, коротким днем. Он был не один — держал под руку одну из тех, у кого не было железных принципов. Он всегда думал, что хорошо бы встретить Марту, когда вот так идешь не один. А встретил — и стало стыдно. Даже лица Марты толком не разглядел, прошел мимо, покраснев, опустив голову.
Как он презирал себя за это! И ходил после того всегда один. Много ходил, тяжело ступая, глядя под ноги, будто искал что-то на каменных плитах тротуаров. Однажды забрел на Вальню — тянуло туда, в эту узкую, как ущелье, улочку. И сразу, чтобы не думать, шмыгнул в подъезд, бегом взбежал по лестнице, с колотившимся сердцем замер у двери квартирки под крышей.
Марта отворила. Смотрела не удивляясь, не радуясь. Он, как сейчас, видит этот взгляд. И ее видит, будто перед глазами не улица, не вывеска «Сакниес» напротив, а она, Марта. В передничке с цветочками — все у нее в цветочках — руки в мыле: стирала.
«Ты пришел напомнить, — сказала она, — что ты свободный взрослый человек и волен поступать как хочешь? Да, ты взрослый человек и можешь поступать, как считаешь нужным».
Вот что его тогда задело — этот тон. Выходило, что она на самом деле хочет предоставить его самому себе. Но ведь ему не хотелось этого! И, словно пытаясь разубедить Марту, доказать, что ей не может быть все равно, дразня ее, он еще не раз попадался ей на глаза с теми — из компании Валдманиса. И не опускал головы, смотрел с вызовом, словно продолжал спор. Только невесело смотрел и знал это. А она с тех пор все переводила на шутку. «Бесприютный» звучало у нее теперь совсем весело. И он решил держаться под стать ей. Как это глупо кажется теперь! Расхаживал по комнате с розовыми обоями и насвистывал, хотя и чувствовал себя всякий раз скверным, не знающим роли актером.