— Завистник ты, Веркин, — сказал Ребров. — Говоришь о человеке, будто он преступление сделал, защитив столько дипломов.
— Фью, — присвистнул Веркин. — Я, может, и сам бы академиком стал, будь у меня математические способности.
— Вот видишь: способности нужны. А как Дроздовский к Воронову относится?
— Как тренер к молодому жеребцу, тому самому, что может утереть нос лучшим скакунам. Сами понимаете: еще один доктор на кафедре, на его кафедре, да инициативная работа, от названия которой все ахают. Глядишь, Дроздовский и генерала получит.
Дома вечером Ребров будто невзначай попросил у брата «Курс дифференциального исчисления». Алексей, сидевший возле чертежной доски, с готовностью обернулся:
— Уравнение не решается? Давай я попробую.
— Да нет, — поморщился Николай. — Просто так.
3
Игла адаптера нудно скребла последнюю борозду на пластинке. Нина хотела переставить иглу к началу, но передумала, повернула рычажок, выключая мотор, сказала себе: «Нельзя без конца одно и то же. А то будет, как с портретом». Взглянула на прислоненный к стене холст. Оттуда вымученно-строго смотрела молодая женщина — ударница с трикотажной фабрики. Нина встала и повернула портрет к стене. Подумала: «Что бы там ни говорили друзья художники, а весь этот лаконизм и экспрессия без чего-то главного ни черта не стоят. А где, в чем главное?»
Часы в соседней комнате пробили четыре. Значит, поезд уже пришел и Димка торопится к такси. Скоро войдет и еще у двери строго спросит: «Ну, как ты тут без меня жила?» Он всегда так спрашивает.
«Как? — переспросила она себя. — Ни плохо, ни хорошо. Ходила на фабрику, писала один портрет, потом другой. Первый вышел ничего, а потом все пошло прахом. Ордин уверял: не волнуйтесь, получается, особенно хороши глаза у ткачихи — подчеркнуто большие и задумчивые. Какая там задумчивость! Деваха попалась бойкая, улыбка не сходит с губ, и не поймешь, над чем смеется — над собой ли, над тобой… Ордину что — сидит сейчас в Гурзуфе, на солнышке, пишет пейзажи. Море, горы, облака на горизонте. Любая его мазня сходит — мастер. А ты кто? Даже не член Союза, так, художник-любитель под крылышком хорошо зарабатывающего мужа».
Часы в столовой пробили половину. Нина поежилась, ругнула себя: «Хватит нудить. Тридцать лет — не старость, все еще успеется. На выставки молодых — да, молодых! — принимают до тридцати пяти». Подошла к зеркалу, поправила волосы, подмигнула себе: «Ну, где же твой муж?»
Ей ответил звонок в прихожей. Она ухватилась за скобку замка, рванула дверь, уже улыбаясь.
— Воронова? Телеграмма!
«Задерживаюсь два дня целую Дмитрий», — читала она. По цифрам можно узнать, что слова бежали по проводам сегодня утром. Это когда начала ждать, когда захотелось спрятаться за его широкие плечи. Давно так не хотелось. Она разочарованно сложила губы дудочкой: «А может, к лучшему, может, зря ждала? Чем, в конце концов, способен помочь добрый ученый медведь Дима Воронов?»
Поначалу во тьме он ничего особенного не приметил. Только неровные лохматые шапки сосен чернели на фоне серых облаков и ветер доносил короткие, сдержанные команды. Можно, конечно, пойти туда, под сосны, к этим ребятам в одинаковых серых куртках; как в прошлые дни, тоже отдаться ритму навечно затверженных действий, снова почувствовать возбуждающую силу твердых и неотвратимых, как выстрел, команд. «Нет, пожалуй, не стоит, — подумал он. — Лучше постоять в стороне, вдохновиться. Да, да, вдохновиться. Дроздовский ведь и за этим тоже послал».
И Воронов не тронулся с места. Стоял, смотрел в сторону леса.
Тьма, густо обступившая все вокруг, чуть поредела. Из морозного пространства слышалось: «Готово! Готово! Готово!» Воронов усмехнулся: «Как автоматной очередью». Судя по всему, нормативы перекрыты. Это как раз то, чем велел вдохновляться Дроздовский, — сокращением технически необходимого для готовности времени, спрессовыванием его, уплотнением. Выигрывает тот, кто в считанные мгновения нанесет удар; а наша цель — ответить незамедлительно.
Вот какая лирика получается, если производительность труда перенести из политэкономии в стратегию. Дроздовский, правда, такого не говорил. Он мужик деловой. От него только и слышишь, что о проектах, перспективах, планах, а главное — ему подавай результаты научно-исследовательской работы, будущей докторской диссертации. Название у нее вялое, расплывчатое: «Некоторые пути автоматизации контроля динамических систем». А суть — суть иная. То, что эти ребята в серых куртках перекрывают нормативы, — хорошо; они молодцы, и их командиры — тоже. Но на одном энтузиазме далеко не уедешь, да и есть предел самой спорой работе, неслучайно дело идет к тому, чтобы перед пуском к смертоносной «сигаре» совсем не прикасались человеческие руки, чтобы она всегда была наготове — как винтовочный патрон, как мина.