Проверяющий тронул за рукав:
— Ужинать пойдем, Дмитрий Васильевич?
— Пойдем, — машинально ответил Воронов, еще не прогнав нахлынувших мыслей. Шагнул к выходу вслед за полковником в туго опоясанной шинели. Шел и думал: «Получила она телеграмму? Черт знает сколько они идут из этой глуши».
Они поженились три года назад.
Подруга предложила Нине съездить на неделю в Ленинград. Нина с радостью согласилась, предвкушая удовольствие от встречи с Эрмитажем и Русским музеем, — она еще ни разу не была в Ленинграде.
У вокзала втиснулись в битком набитый трамвай, долго ехали на какую-то дальнюю окраину: там жила родня подруги. Нина собиралась наскоро умыться и вернуться в город, но завтрак с бесконечными вопросами — ну как там Москва? — незаметно перешел в обильный праздничный обед. Нине удалось выбраться только под вечер — одной, подругу родичи не отпустили. Она села не в тот трамвай, больше часа плутала по городу, пока нашла Эрмитаж, и не успела еще ничего толком увидеть, как к ней подошла женщина в форменном пиджаке и сказала, что музей закрывается.
Нина вышла на набережную, остановилась у самого парапета. Над дальним берегом Невы, угасая, желтела полоска зари. Мелкие волны суетливо толкались в гранитную стенку. Глядя на их свинцовые, скользкие спины, хотелось плакать, и Нина действительно заплакала — от обиды, что не посмотрела картины, и от нахлынувшего внезапно одиночества. Она плакала и ловила себя на мысли, что это противное состояние приходит не в первый раз, что надо, хочется казнить, мучить себя тем, что неудачница, что с живописью ничего не вышло, и нет рядом человека, который бы ободрил, утешил.
Девчонкой росла — все ковром стлалось. Единственная дочь у родителей, и еще поздний ребенок, да еще умница, да еще рисует. В дневнике пятерки, грамоты на детских художественных выставках. В ее с детства отдельной комнатке всегда пахло красками. А потом не хватило балла в суриковский институт и не хватило характера начать готовиться к экзаменам сначала. Со злости пошла в художественное училище, со злости не подавала больше в институт. Или, может, боялась, что не в одних баллах дело? Что с того, что в училище хвалили ее работы, она понимала: для театрального художника, каким предстояло стать, — это куда как впору. Но зачем ей театр?
Ребята-однокурсники сторонились ее — холодно-молчаливую или злобно-насмешливую, другой ее не видели. Был, правда, один, с кем бы она пошла на край света, но он никогда и никуда не звал ее. Она устала смотреть на него исподтишка, устала думать о нем. А к концу учебы он вдруг исчез, говорили — уехал с какой-то экспедицией. С тех пор вообще не подпускала к себе никого. И с подругами отношения не ладились; жалкие какие-то все попадались подруги: «Ах, какое у тебя платье!.. А почему ты так коротко стрижешься?»
Ветер налетал порывами, трепал волосы, вздувал юбку. Капли дождя зашлепали по асфальту, колко ударяли в лицо.
— Вы плачете? Что-нибудь случилось?
Голос прозвучал неожиданно, она даже испугалась. Рядом, улыбаясь, стоял офицер. Высокий, полноватый, но держался прямо, развернув плечи, будто на параде. Смешливые морщинки разбегались от темных его глаз, прикрытых крутыми дугами бровей.
Испуг сразу прошел. Нина рассердилась. Подумаешь — развеселился. Она не ответила, только повела плечом. А дождь пошел сильнее. Нина увидела, что военный перебежал мостовую, встал у дома напротив, под балконом. Сама не зная почему, тоже перейдя к дому, остановилась совсем близко от него, хотя фасад с балконами тянулся на добрую сотню метров.
Намокшие волосы нависли над глазами. Нина не поправляла их — так удобнее было наблюдать за неожиданным утешителем. У него было хорошее доброе лицо. Он вертел головой, то и дело протягивал руку к дождю; на секунду радостно взглянул на нее, словно приглашая разделить с ним хорошее настроение.
— Чему вы, собственно, улыбаетесь? — не выдержала она.
— Вам интересно? — спросил он, наклоняясь к самому ее уху. Капля, блеснув, скатилась с козырька его фуражки. — Интересно?
— Нисколько!
Справа показалась машина. Офицер выбежал на дождь, остановил ее, потом вернулся к Нине и крепко взял за руку.
— Вас отвезут домой. Иначе вы простудитесь.
Когда она забралась в душную теплоту кабины, спросил:
— Где ваш дом?
— В Москве, — сказала Нина.
Ей стало весело. Интересно, что он ответит? Но он только присвистнул и попросил шофера ехать по Невскому.
Они зашли в какое-то кафе. В зал, где стояло всего несколько столиков, тянуло запахами кухни. Нине страшно захотелось есть, но она почему-то согласилась только на мороженое.