Выбрать главу
Весна была совсем уж на пороге, Да адрес наш, как видно, потеряла. И март метет метелью запоздалой, Опять сугробы на дороге.

Закрывшиеся было катки снова работают. Хотел в последний раз побегать по мартовскому ледку, но Горин потащил в лабораторию. Собрали для прикидки одну из цепей прибора. Горин замечательно орудует паяльником, дрелью, а у меня не выходит. Прямо зло берет.

1 апреля

Николай каждый день говорит с ней по телефону. Я не ошибся тогда на Арбате. Называет ее просто по имени. Толкуют, правда, о всякой чепухе. А что еще надо людям, когда между ними устанавливается внутренняя близость? Я понимаю, Николай — холостяк. Но у него столько знакомых женщин. Зачем ему чужая жена — умному, талантливому? И непорядочно, ведь Воронов рядом.

Николай теперь всегда веселый. Ходит и насвистывает. Мы почти не разговариваем: боюсь взорваться, напороть сгоряча чепухи. А на душе скверно.

3 апреля

Собрали еще одну цепь прибора. Осциллограф дает ровную синусоиду. Вот когда они окупились, вечера за расчетами. Я уже неплохо лажу с паяльником. Он тяжелый, но, оказывается, может делать тонкую работу. И все это Горин, добрая душа. Он пропустил сегодня свою баскетбольную тренировку, и ему попало. Однако смеется, говорит, работать головой интересней.

Перед сном читал Заболоцкого.

4 апреля

Вот Горин и познакомил нас. Ольга, Оля, Оленька. Тоненькая девочка, солнечный лучик в клетчатой юбке. Даже не верится — лекции, «Горе от ума», геологические экспедиции. Голосишко звонкий, а само существо хрупкое, мизинцем страшно тронуть. И веснушки под цвет волос. А глаза большие, доверчивые, и столько счастья обрушивается на Горина из этих глаз. Я еще не видел, чтобы два человека были так довольны лишь тем, что смотрят друг на друга.

Странно: ходит, ходит человек — и, нате, без другого ему не обойтись. И Николай тоже так. Видно, трудно ему, хоть и напускает веселый вид. И Воронову трудно. А жене его? Помню: глаза у нее печальные, диковатые какие-то. Улыбается, а все равно с грустью. Может, плохо ей, но дерзит, и голову держит высоко — надменная. «Познакомились, и никто не знает, о чем говорить». Зря я все-таки нагрубил, тогда у них с Николаем, видно, еще ничего не было. Наверное, сумасбродка она, художница. Поди разберись, что у них там с Вороновым. Почему ее к Николаю тянет? Нет уж, лучше, как у Горина. Ясно, радостно все.

Да, нужно, чтобы в жизнь входила она, одна-единственная. Но надо уметь дождаться ее или не пропустить.

А впрочем, это все — теория. Я вообще слишком много теоретизирую; не живу, а вырабатываю правила для жизни. Недаром Николай вечно смотрит на меня иронически. И не только он. Мальчишкой я никогда не мог постоять за себя, убегал от драк и грубых слов, а в училище — я это знал — меня за глаза звали Интеллигентом. Только в полку начал вставать на ноги. В академии та самая интеллигентность помогает сосредоточиться на учебе. Но учеба — не жизнь, она опять-таки подготовка к жизни.

Неужели добродетель ничего не стоит сама по себе, без провалов и поражений? Вот написал, и перо само тянется вывести избитую фразу о пятнах на солнце. А между тем никто из повторяющих эту фразу никогда их не видел. Это из области науки. А в повседневности солнце — без пятен.

5 апреля

Все произошло само собой.

Вчера снова возились на кафедре. Горину нужно было домой, и он ушел пораньше. Я тоже решил закругляться, но появился Воронов. Посмотрел сделанное и похвалил; только то, что мы поставили ламповый усилитель, ему не понравилось. Он за транзисторы. Но я объяснил, что для прикидки по совету Веркина мы взяли старый усилитель, серийный.

Некоторое время занимались общей схемой. Когда кончили, мне показалось, что Воронов не торопится уходить. Долго, задумавшись, смотрел в окно на закат. А когда в лабораторию вошел Николай, даже не обернулся. Выглядит он усталым, — наверное, дома все-таки неладно.

Я вдруг решил, что лучше действовать сразу. Когда остались одни, сказал: «Дмитрий Васильевич, недавно я встретил на улице своего брата и вашу жену», Воронов обернулся и удивленно посмотрел. Я спросил: «Вы знаете?» Он ответил: «Знаю. Нина пишет портрет Николая Николаевича. Вероятно, он провожал ее из мастерской. — И, помолчав, добавил: — Вы еще молоды, Алеша. — Он впервые назвал меня по имени. — Но вам надо знать, что любовь не стерегут и не выпрашивают. Ее завоевывают. Завоевывают настоящим отношением к жизни. Я всегда исхожу из этого. И потом: почему от жизни нужно ждать непременно плохого? А?»