Воронов на секунду остановился и услышал тоскливые металлические удары. Один за другим, мерно, все убыстряясь, они падали в комарино гудящую тишину. Подумал: «Церковь! Где же тут церковь?» Потом сообразил: в металлическую доску колотит часовой. И сразу обозначились масштабы происшедшего: пожар, сейчас прибегут люди, приедут пожарники, тревожно зазвонят телефоны. ЧП.
Что будет дальше, Воронов решить не успел — в дверях среди редеющего дыма показался Ребров. Его было трудно узнать. Закопченный, грязный, он уже не походил на того щеголеватого киногероя, каким казался час назад. А главное — он горел. Горели комбинезон, фуражка, даже руки, повисшие вдоль тела, казалось, тоже горели.
Это длилось секунду. Другая — и Ребров снова исчез. Покачнулся, упал назад, в сизый дым. Воронов подскочил к нему, схватил за ноги, потащил. Ему помогали Веркин и механик.
Что делают, когда рядом горит человек? Воронов не знал, спроси его пять минут назад. А сейчас рванул борт кителя, не услышав треска пуговиц, и набросил на Реброва. И так же инстинктивно на лету перевернул китель подкладкой кверху, чтобы не попортить документы в кармане. Другим движением сорвал с Реброва тлеющую фуражку. Веркин тоже сбросил китель, колотил им по ногам Реброва, сбивая пламя.
Ребров застонал и покатился по земле, словно хотел избежать суетливой опеки спасавших его людей. Переползая на коленях, Воронов и Веркин спешили за ним, ударяя по комбинезону. Пламени уже нигде не было. От обгоревших, покрытых землей лохмотьев тянуло гарью. Она мешалась с запахом сырой земли.
Ребров затих. Воронов неожиданно увидел свою руку. От ремешка часов до ногтя большого пальца тянулась рваная ссадина с запекшимися краями. Вниз, на ладонь, стекали густые, похожие на мелкие ягоды, капли крови. Рукав рубахи был порван и запачкан чем-то смолистым, черным. «Откуда?» — мелькнуло в голове, и эту мысль перебило другое: рука дрожала мелкой, противной дрожью. Но и это пролетело мимо — увиделись сапоги. Много сапог. Они тянулись частоколом вдоль тела Реброва. Подумалось, что сапоги здесь уже давно. Узнали, значит, о пожаре, звон услышали.
Воронов поднял голову. Его, стоявшего на коленях возле Реброва, и Веркина, сидевшего рядом на корточках, окружали солдаты. За спинами у них висели автоматы, — видимо, это был караул. Был тут и офицер в гимнастерке, с пистолетом на боку — старший лейтенант с загоревшим до медного оттенка лицом.
— Пожарных вызвали? — тревожно спросил Воронов.
— Нужды нет. Погасили.
— Правильно, — согласился Воронов и посмотрел в сторону стендового домика. Там расхаживали трое солдат, и механик возле покрытой копотью двери зачем-то сгребал в кучу песок. Слабый дым курился под притолокой.
— Да, не надо пожарных, — сказал Воронов и спохватился: — Вот «скорую» нужно. «Скорую помощь» необходимо вызвать.
— Сейчас прибудет, — сказал лейтенант и присел на корточки. — Вызвали уже. — Он взял китель Воронова, свернул в комок и сунул под голову Реброву.
Воронов посмотрел на Реброва. Лицо его, в копоти и грязи, распухло, от этого разгладились складки, тянувшиеся к углам рта. Губы, тоже вздувшиеся, обрамляла корка запекшейся крови.
Подул ветерок, и волосы на голове Реброва зашевелились. «Хорошо, волосы не пострадали. И лицо вроде цело», — подумал Воронов и тут же заметил, что слева, выше виска, волосы у Реброва неестественно светлые. «Известка, что ли? — Воронов потянулся ближе. — Откуда тут известка? — И отпрянул: — Он поседел, Ребров, поседел там, в огне».
Воронову вдруг стало страшно. Страшно оттого, что отчетливо обрисовалась картина, которую уже никто не в силах изменить: пожар во время эксперимента, тяжело пострадавший Ребров, сгоревшее оборудование, стоившее многие сотни рублей, а короче — чрезвычайное происшествие. Их виновников не гладят по головке, особенно в армии. Армия — это порядок. Происшествий, тем более чрезвычайных, быть не должно.
Вдалеке тревожно прозвучала сирена. Звук ее приближался быстро, как будто она находилась на летящем снаряде.
— В проходной предупредили? — спросил старший лейтенант из караула.
— Предупредили, — сказал кто-то из солдат. — Ворота открыты.
Показался «ЗИМ» с красными крестами на матовых стеклах. Приседая на задние колеса, он несся по широкой дуге к стендовому домику. Заметив группу людей, шофер притормозил и изменил направление. Выскочили люди в белых халатах. Один, с чемоданчиком в руках, схватил руку Реброва, ища пульс. Санитары, растолкав солдат, поднесли носилки. Ребров тяжело застонал, когда его опускали на шершавый брезент. Человек с чемоданчиком задавал Воронову вопросы, быстро писал в блокноте. Узнав, что пострадавший — офицер, рванул листок: