Раньше ругал Антона только за одно — что бросил институт после третьего курса. Но тут какая обида? Иному со стороны покажется вроде и похвала, вроде инженер ставит техника звена Сухарева с собой на одну доску, равняет; да и то перестал привязываться — остались так, мелкие уколы: «З-з-а-очник!» Это после того как битый час беседовали и инженер так и не дознался, почему Антон решил остаться с незаконченным высшим.
А как ему объяснишь, академику? Отцу, когда прошлый год ездили всей семьей в Пензу, тому было проще растолковать. Да, бросил. Какая учеба — в одиночку корпеть над задачами? До иного допрешь, а главное, может, останется неизвестным — какой у тебя тогда диплом? И успеется еще. Кто учится на заочном, только для того и старается, чтобы из полка смыться. А ему зачем, ему нравится возле самолетов. И аэродромы везде одинаковые, видел.
Аня сидела рядом, поддакивала. Антон не мешал. Ему давно была известна ее тактика: муж выучится, а она что, так при корытах и останется? Пусть уж все поровну, раз у нее только торговый техникум. Недаром любила погромче повторять, разговаривая с соседкой на кухне, чтобы он слышал: «От замужней женщины немного требуется — в комната прибрано, дети умыты и чтоб сама не крокодил!»
«Ишь храбрая, выпроводила, — думал Антон, ворочаясь на вагонной полке. — И сапожки приписала. На импортные небось надеется… От Томки зависит. Вот ведь как: не хочешь просить, а попросишь. Хоть и старший брат, самому полагается помогать. Вот как выходит! Неудачная, по всему, дорога…»
В том, что поездка действительно не удалась, Антон убедился скоро, как только появился в Москве у сестры.
Жила она в Грохольском переулке, в новом доме. Родители Толика разменяли свои три комнаты, себе взяли однокомнатную квартиру в Бескудникове, а молодым досталась хоть и небольшая, но двухкомнатная. Антон здесь уже бывал проездом, ничего выдающегося в квартире не обнаружил и еще посетовал, что второй этаж, внизу магазин, всю ночь грохочут ящиками и подкатывают грузовики — он бы так жить не стал. Тамара в ответ только махнула рукой — братец никогда ни в чем достоинств не находит, а Толик подвел к окну и вроде как в оправдание показал та пристройку к магазинному дворику — гараж там для инвалидных колясок, и в нем Толику разрешили держать мотоцикл. Мнение зятя много значило для Антона, и он сказал: «Ладно, живите».
Теперь квартира ему понравилась. В первой, проходной, комнате появился гарнитур, недорогой, правда, расхожий, во красивый, а еще — чудной аквариум с рыбками, он висел на стене, один бок скошен книзу, и с пола, от насосика с электромотором в просвеченное лампой зелено-голубое подводное царство тянулись резиновые трубки.
— Это кому? Лельке? — крикнул Антон про аквариум, потому что сестра была в кухне.
— Да нет, Толик себе со скуки соорудил, пока я в экспедиции была. Лелька у бабушки, ее там в детсад отдали.
— А «Ява»? — настороженно спросил Антон, — Или уже не занимается?
— Занимается. Чего ему еще делать?
— И тебя катает?
Сестра не отозвалась. Антон тогда еще не сообразил, что так вот безответно обрывается уже не первый его разговор с Томкой и что беседует она больше на расстоянии, словно пряча глаза, — то из кухни, то из дальней комнатки, спальни. Вообще, как она сказала, день у нее оказался свободный, дали отгул, можно, конечно, по дому кое-что сделать, только ведь и брат тоже не каждый месяц является, полагалось бы рядом побыть. Но он ничего подозрительного не обнаружил, когда приехал с вокзала и когда плескался в ванне, непривычной ему, ездившему каждую субботу в баню, переменял военную форму на трикотажный тренировочный костюм. Только вечером, когда Толик возвратился с работы, когда сели за стол и выпили по первой рюмке, со свиданьицем, и Антон потянулся налить по второй, он вдруг заметил, что Томка встала и ушла, а Толик, ероша волосы, — тут и замечать было нечего, — отодвинул рюмку и кисло сказал:
— Ты давай один, неохота сегодня.
Сестра долго пропадала на кухне, потом явилась с горячей сковородкой, но сама есть не стала, и Толик, в сущности, тоже не стал, только расковырял котлету вилкой. Антон попробовал развеселить хозяев, рассказал, как весной ездил на охоту и провалился по шею в бочажину, еле выбрался, а потом хлопнул еще одну стопку — за процветание семьи родичей, но из торжественного ужина в честь его приезда явно ничего не выходило, и он смирился, поплелся за Толиком к телевизору.
В десять легли спать. Антону постелили в проходной комнате на диван-кровати. Матрац был поролоновый, жесткий, но простыня скользко отдавала чистотой, растянуться на ней было приятно, и Антон не заметил, улеглись ли хозяева, — тотчас уснул.