Если бы кто-нибудь в это мгновение взглянул на одноглазого, то по его гримасе сразу догадался бы, что он придерживается совсем другого мнения насчет времен.
– Молодые господа желают вина, как я поняла? – продолжила Эстелла.
– Конечно! – воскликнул Вензольо.
– Хорошо бы пива, – не поднимая глаз от столешницы, проговорил Емсиль.
Студенты захохотали. Ну, лесной житель, дикий человек – что с него возьмешь?
– Вино! – решительно возразил Антоло. – Сегодня только вино! Чего ты насупился? Я угощаю!
– Молодой господин окончил факультет? – догадалась хозяйка.
– Мы все окончили! Пусть теперь арифметика и геометрия отдохнут от нас! – Антоло взмахнул рукой, словно выступал перед профессорами.
– А также логика и риторика! – добавил Летгольм.
– И астрология с музыкой! – это уже Емсиль.
– И г’амматика!
– Пускай катятся ко всем ледяным демонам Севера! – Антоло прихлопнул ладонью по столу. – Пусть провалятся эти никому не нужные науки на дно океана Бурь! Теперь каждый выберет себе науку по душе и сердцу! Я, например, буду изучать богословие.
– А я – медицину, – тихо, но твердо высказался Емсиль и огляделся по сторонам – только попробуйте засмеяться.
– А мы с Вензольо подналяжем на юриспруденцию! – звонко выкрикнул Летгольм. – Станем лучшими законниками в Сасандре! Так, Вензольо, что ты молчишь?
– Ну, так, – нехотя согласился каматиец. Он-то в своих силах одолеть семилетний курс обучения на адвоката не был столь уверен.
Эстелла улыбнулась:
– Не забывайте наше убогое заведение, когда достигнете вершин успеха и власти, молодые господа!
– Не забудем, – искренне пообещал Антоло. – Если Флана будет еще работать у вас, фрита Эстелла. Она, кстати, свободна?
– К сожалению, нет… Но она освободится к восьмому часу клепсидры. Зато свободны Рилла и Алана. Лита должна подойти чуть позже – она отпросилась проведать стариков.
– Рилла? – подпрыгнул на месте Летгольм. – Друзья мои, я, пожалуй, поднимусь наверх…
– А вина? – схватил его за рукав Вензольо.
– Погоди немного, какой ты нетерпеливый, – погрозил Летгольму пальцем Антоло. – Ты бросишь вино и верных друзей ради девицы? Пусть и пригожей, но…
– В самом деле, – дернул плечом Бохтан. – Так не годится. Нужно выпить за успех.
– Я сейчас распоряжусь, молодые господа, – благожелательно кивнула фрита Эстелла. Она убедилась в платежеспособности старых знакомцев (а убеждаться в этом, чтобы избежать разочарований и никому не нужных скандалов, ей приходилось частенько), а также поняла, что студенты намерены веселиться, а не задирать случайных посетителей.
– Я такой голодный, – пробурчал Емсиль после того, как хозяйка ушла, – что съел бы половину мамонта.
– Ты что, жрать сюда пришел? – возмутился Летгольм.
А Бохтан добавил:
– К девочкам лучше с легким желудком.
– Ага! И с тяжестью в другом месте, – захохотал Антоло. – Кто из вас собирается изучать медицину?
– Так я ж и не прошу… – совсем сник барнец.
Из неприметной дверцы под лестницей вышла молоденькая девчонка с пузатым кувшином, который прижимала к животу двумя руками.
– А вот и Далья! – радостно закричал Вензольо.
– Привет, Далька! – ухмыльнулся Летгольм. – Ты еще не подрабатываешь наверху?
Девушка – не старше четырнадцати лет на первый взгляд – пунцово зарделась.
– Оставь девчонку в покое! – строго приказал Антоло. И вправду, приставать и смущать племянницу фриты Эстеллы не стоило. Некрасиво как-то…
– А может, я влюблен? – бросил берет на стол аксамалианец. – Ты, Далька, не вздумай пойти по тропе порока! Подрастешь, я тебя замуж позову.
Далья пискнула что-то неразборчивое, но, скорее всего, нелицеприятное для шутника, стукнула кувшином по столешнице и убежала втрое быстрее, чем пришла.
Студенты покатились со смеху, толкая Летгольма локтями.
– Друзья! – Антоло поднялся. – Давайте поднимем эти кубки за то, чтобы на какие факультеты мы ни ушли, куда бы ни занесла нас судьба на просторах Сасандры, мы сохранили главное, что у нас есть, – дружбу.
– Ура! – Все вскочили. Глаза студентов горели воодушевлением. В такие мгновения они могли пойти за табальцем в огонь и в воду, согласились бы на нищету и смертельные опасности. – Ура Антоло!
Под неожиданно заинтересованным взглядом хмурого ветерана студенты столкнули кубки и осушили их до дна. Алое, как кровь, мьельское вино холодило язык и горячило головы.
Фра Корзьело открыл глаза, тяжело вздохнул. Конечно, не тот уже возраст у него для подобных встрясок… Но полученное удовольствие того стоит. Особенно, если представлять шлюху связанной, подвешенной за ноги, покрытую свежими кровоподтеками.
– Вина принеси! – буркнул табачник.
Флана послушно вскочила, накинула на плечи капот.
– Конечно, господин. Сейчас распоряжусь, господин.
Куда только подевалась опасная хищница?
– Сама принесешь! – прикрикнул Корзьело. – Ишь ты, хозяйка нашлась! Распоряжусь…
– Да, господин. Слушаюсь, господин. – Она поклонилась и опрометью выбежала за дверь.
– То-то же, – довольно пробурчал Корзьело и вскочил с кровати.
Пожилой табачник действовал стремительно. Подхватил свою сумку, брошенную у входа, распутал завязки, вытащил плетку, точь-в-точь похожую на ту, которой пользовалась Флана. Хмыкнул, сунул ее шестихвостку в сумку, а принесенную бросил в изголовье кровати. Внимательно осмотрел и расправил несколько ремней. Теперь ни одна живая душа не заподозрит подмены.
Он успел натянуть панталоны и придирчиво рассматривал смятый плащ, когда вернулась Флана с подносом, на котором стоял кувшин вина и небольшой кубок, покрытый сложным узором – фалесская работа.
– Тебя только за смертью посылать! – сердито каркнул лавочник.
– Прошу простить меня, господин… – Женщина с поклоном поставила поднос рядом с Корзьело. – Позвольте, я налью вам вина…
– Лей давай! И быстрее – некогда мне тут с тобой!..
Флана, пряча глаза, чтобы посетитель, не приведи Триединый, не заприметил холодного презрения, взяла кувшин. Тонкой струйкой вино полилось в кубок, хотя больше всего ей хотелось врезать кувшином по круглой голове лавочника, так и не удосужившегося снять пелеус.
Табачник шагнул на верхнюю ступеньку лестницы и сразу почувствовал неладное.
Во-первых, слишком много людей.
Во-вторых, слишком громко они разговаривают. Едва ли не кричат. Того и гляди сцепятся, хотя указом императора в день тезоименитства его матери все драки запрещены.
Но разве писан закон для нынешней молодежи?
У самого подножия лестницы стояли, испепеляя друг друга полными ненависти взглядами, двое молодых людей. Один в ало-золотом камзоле с серебристым бантом на левом рукаве. Корзьело узнал его закрученные черные усики, надменный излом губ и дерзко выпяченный подбородок. Тот самый мальчишка-лейтенант, в которого он врезался по пути в «Розу Аксамалы». Напротив него набычился светловолосый парень – по всей видимости, северянин. Его широкие плечи обтягивала темно-серая куртка из добротного сукна, а узкие панталоны подчеркивали крепкие икры. Подмастерье? Купеческий сынок? А! Вот и отгадка! На поясе корд полутора пядей в длину. Студент. Развелось тут оболтусов, готовых чем угодно заниматься, лишь бы от работы отлынивать! На них пахать можно – вон куртка скоро лопнет по швам, а они корпят над старинными фолиантами, рассчитывают парады планет, составляют дрянные вирши и решают задачки о пешеходах и всадниках…
– А я заявляю вам, господин гвардеец! – решительно проговорил Антоло. – Я пришел раньше и не намерен пропускать вперед себя кого бы то ни было!
– Вы забываетесь, господин студент! – дрожащим от сдерживаемой ярости голосом отвечал т’Кирсьен делла Тарн. – Во-первых, я – офицер гвардии! Во-вторых, я – дворянин! В-третьих…
– Не стоит утруждать себя перечислением заслуг! Среди них нет ни одной, которой вы достигли бы собственным трудом!
Т’Кирсьен сглотнул так, что судорожно дернулся кадык.
– Я не намерен долго объясняться с какими-то студентами!
– Не с какими-то, а с закончившими полный курс подготовительного факультета! – выкрикнул Летгольм из-за стола.