Здесь надо сделать одно отступление. В обыденном представлении сегодняшнего человека самые резвые лошади — это дикие мустанги или какие-нибудь полудикие монгольские степняки. Увы, это совсем не так. Лошадиная резвость зависит от породы, а порода вырабатывается десятилетиями, веками порой. И как ни обидно, но современная породистая лошадь запросто обойдет не только какого-нибудь мустанга, а любого скакуна из конницы парфянских царей или воинов Чингисхана. Как ни обидно за прошлое, но это так.
Первыми начали выращивать породистых лошадей в Англии, и долгое время лучшие образцы коней были там. В России конные заводы возникли сравнительно поздно, в конце XVIII века, но еще и в XIX веке кровных, то есть породистых, лошадей для русской кавалерии не хватало. Этим надо было заниматься, и упорно, ведь на крестьянском Саврасушке в бой не пойдешь, точнее — уйдешь недалеко. Но занимались мало, как мало занимались и многим иным, связанным с укреплением обороноспособности России. Брусилов и его коллега полковник В. А. Химец опубликовали впоследствии свои впечатления о поездке, обобщив полетный заграничный опыт.
Меж тем пронырливый Сухомлинов добился назначения в Киевский военный округ и оставил школу. Начальником ее в 1897 гаду стал генерал Агаси-Бек-Авшаров. То был представитель родовитой азербайджанской знати; после вхождения Азербайджана в состав России его предки, как и вся местная аристократия, получили полные права с русским дворянством, причем все они сохраняли магометанское вероисповедание; многие из них служили офицерами в армии, в особенности в кавалерии. Авшаров был типичный паркетный генерал, интриган и льстец, ленивый работник и никудышный администратор. Как и все люди подобного, склада, основные свои усилия он направлял на угождение начальству, в чем умел преуспевать. Впрочем, лесть лестью, кто же, увы, не любит комплиментов, но школу-то вести, надо, а хозяйство сложное. Но вот вести-то это самое хозяйство Авшаров не хотел, да и не сумел, бы, если б вдруг и захотел.
Естественно, что основные заботы пали на плечи Брусилова. В то время репутация его была безупречной и очень весомой как среди широких кругов кавалерийского офицерства, так и у командования. Закономерным следствием всего этого стало назначение Брусилова в 1898 году помощником начальника школы. Это очень укрепило его положение, ибо он не только фактически, но и по должности стал вторым лицом в части. По существу же, все дела теперь вел он. 6 мая 1900 года высочайшим приказом его производят в генерал-майоры. Молодым генералом Брусилова, конечно, назвать было уже нельзя, что ж делать, сорок шесть лет миновало), но он был по-прежнему юношески сух, строен, крепок и ловок, в полной мере сохранял спокойную и напористую молодую энергию, был крайне воздержан в личных свойствах и привычках.
И вот тут-то впервые за некраткую уже служебную жизнь, у генерала Брусилова начались неприятности по службе. Авшаров был ленив и неумен, но, как все хитрецы и пройдохи, отличался ловкостью и неразборчивостью в интригах. Он понимал, разумеется, что прогнать толкового и трудолюбивого Брусилова у него нет возможности, но как-то замазать его репутацию можно было попытаться. Авшаров не торопился, он знал, что спешка в таких подкопах ни к чему, он понял, что главный инспектор кавалерии Николай Николаевич определенно благоволит Брусилову, но заметил также, что начальник штаба главного инспектора генерал Палицын, напротив, Брусилова недолюбливает.
К тому имелись свои причины. Палицын был чванливый, мелочный человек, а сделав головокружительную карьеру, вообразил себя существом значительным и крупным. Более всего любил лесть и угодничество. Брусилов же эти чувства старого генерала никак не удовлетворял, наоборот, он постоянно вынуждал его заниматься делами Офицерской школы, ставил перед ним различные вопросы и т. д., делал это, как всегда, почтительно и корректно, но без угодничества, а это праздный и капризный старец принимал за дерзость.
Авшаров не без успеха интриговал перед Палицыным против Брусилова, притом внешне сохраняя с последним приятные, почти дружеские отношения. Он не понимал, как и многие ему подобные люди, что все эти хитросплетения лежат на поверхности, ибо хитрость вообще есть проявление ограниченности ума. Неизвестно, чем бы все кончилось, но великий князь Николай Николаевич не внял брюзжанию своего начальника штаба, более того — негодность Авшарова становилась слишком уж заметной.