Едва раскинув лагерь, Антоний немедленно принялся его укреплять. Воины старательно возводили ограждения и рыли окопы. Брут не стал безучастно наблюдать за этими приготовлениями и провел несколько быстрых конных атак на противника, каждая из которых увенчалась успехом. Антоний отбивался как мог, но сил ему явно не хватало. Легионы Октавия все еще были в пути.
Первая же весть о том, что армия республиканцев уже в Европе, уложила Октавия в постель. Болезнь — очевидно, его поразило какое-то психосоматическое расстройство, сопровождавшееся страшным кожным зудом, — протекала так тяжело, что юный триумвир оставил войско и перебрался в Диррахий, где над ним бились лекари. Наконец Агриппа и другие его ближайшие помощники, тщательно подбирая выражения, чтобы не задеть самолюбия обидчивого вождя, объяснили ему, что медлить долее нельзя и пора присоединиться к Антонию. Он согласился отправиться к Филиппам, но... весь путь проделал в носилках. Он совсем не торопился, по всей видимости, надеясь, что, пока он будет тащиться к цели, его коллега успеет разгромить противника.
На поле сражения Антоний и в самом деле предпочел бы обойтись без Октавия. Он видел приемного сынка Цезаря в деле под Мутиной и знал, что в бою тот проявляет в основном одно качество — осторожность. Проявляет столь усердно, что многим она кажется обыкновенной трусостью.
Однако обойтись без легионов Октавия и без его легатов ему было куда труднее. Армия Брута насчитывала по меньшей мере 80, а может быть, и все 100 тысяч человек.
С этим приходилось считаться. И Антоний вынужденно выжидал, предусмотрительно укрепляя свой лагерь, пока не мог предпринять ничего более серьезного. Но он знал, что ждать ему недолго.
Кассий жестоко просчитался, полагая, что Антоний даст заманить себя в ловушку осадной войны. Между тем в лагере республиканцев начали происходить некоторые весьма неприятные вещи, в очередной раз подтвердившие прозорливость Брута. Каждое утро в палатках недосчитывались нескольких воинов. Бывшие цезарианцы перебегали к противнику. Они не любили Кассия, а полюбить Брута им возможности не дали. Зато Антоний пользовался среди них большой симпатией.
Марк предпринимал самые отчаянные меры, чтобы прекратить дезертирство. Он подолгу разговаривал с воинами, превознося их боевые заслуги, и старался создать в своем лагере ощущение праздника. Красиво изукрашенное оружие, великолепные щиты, позолоченные шлемы — все это льстило самолюбию легионеров и, кроме того, подогревало в них стремление к победе. В самом деле, жалко, если такая красота и такое богатство достанутся врагу...