— Ну он все сроки пропустил, ему уже двадцать три.
Ровесник, подумал я.
— Он ни в какой университет в страшном сне не собирался, — продолжила Лиса. — Как уехал после школы в Африку пиво варить, так там и остался. Всему на месте выучился, хозяин обещал в долю взять. Но обманул и продал пивоварню глобалистам. А они не нанимают на нормальные должности людей без высшего, только подай-принеси. Зарплату срезали вчетверо. При этом сказали, что если выучишься, возвращайся, пересмотрим контракт.
— Обидно, — заметил я. — А что он должен закончить? Что-то пищевое? Где будет учиться?
— Нет-нет, это, они сказали, неважно.
Смотрю, безумие захватило мир. Но я все равно уточнил:
— То есть, если он изучит, скажем, китайскую поэзию эпохи Тан, то это будет норм?
— Абсолютно!
Мы засмеялись.
— Так что ему совершенно все равно. Он ничего пока не выбрал, но хочет максимально короткий курс.
— Как и я, — вздохнул я.
— У вас такая же ситуация? — заглянула в мое расстроенное лицо Лиса.
— Чем-то похожая. У меня ограничения на вступление в наследство.
— Ааа, трастовый фонд, — закивала моя соседка. — Знаю-знаю. У моего мужа была похожая история. Только ему надо было успеть завести двух сыновей до двадцати восьми лет. Но так уж вышло, что у него вообще не могло быть детей. Не то что мальчиков.
— И как же он? — опешил я.
— А он усыновил моих, — улыбнулась Лиса.
— Нормально, — выдохнул я. — А такой вариант был предусмотрен?
— Он не был исключен. Его юрист потом с облегчением сообщил, как он рад, что Питер сам догадался. Потому что намекать на такой вариант ему было запрещено.
Ох, и хитры же старики! Что еще, интересно, можно включить в условия? Как будто услышав мой вопрос, Лиса продолжила:
— Но это еще что! Моей подруге по условиям фонда надо было ограбить банк.
— Ого! — изумился я. — Неужто кто-то из дедушек решил узнать, передались ли его гены потомкам?
— Вы угадали! — засмеялась Лиса. — Ее дед подозревал, что линия наследования прервалась, и гентесты его не устроили, его интересовал дух. Смог ли он передать свой авантюризм потомкам?
— И как?
— Еще как смог. Во время кризиса восьмого года, когда банки сыпались как груши, она залезла в «Гриндрод» и, пока там пытались сообразить кто, да что, вывела оттуда сто восемьдесят миллионов талеров. Закинула их в акции «Медтроник», подержала до получения дивидендов и вывела базовую сумму обратно в «Гриндрод». С извинениями и объяснениями, как она это сделала.
— Это красиво. А они что?
— Ну а что они. Что они могли сделать против своего крупнейшего акционера? Тихо приняли деньги назад.
— Подождите-подождите, она ограбила свой банк?
— Нет, дедушкин.
— А-ха-ха, — развеселился я. — Это дважды красиво.
Обнаружив такое количество общего, мы незаметно перешли на «ты».
Тут самолет вздрогнул, у меня заложило уши и нас попросили запереть все имущество на полках: транспорт пошел на посадку.
Внизу нас ждала Осака.
Глава 5
Нас высадили из самолета и выпустили в местный аэропорт, где нам предстояло проторчать четыре часа. Я отправился побродить по залам в надежде поесть и размяться.
Получилось отлично — я нашел не только приятное место с турниками и тренажерами, но и баскетбольную площадку. Покрутил головой — где бы найти мяч, — и обнаружил трубу, из которой они должны были высыпаться. Надеюсь, мяч можно получить бесплатно, лишних денег у меня примерно нисколько.
Табличка на автомате гласила, что мяч можно получить бесплатно, если обязуешься использовать его по назначению. А не по назначению — три талера. Прекрасно! Я счел, что любое использование мяча — по назначению, и нажал кнопку. Из трубы тут же с грохотом выкатился оранжевый мяч с черными швами и заскакал в мою сторону.
Я в одиночестве побросал мяч в кольцо, больше желающих не нашлось, и отправился искать еду. Делать все равно было нечего, можно было и поесть. К сожалению, большая часть заведений радости не вызывала, потому что торговала примерно тем же, что давали в самолете: протеиновыми кубиками с соусами и без. Но в дальнем конце коридора все-таки приятное место с местной кухней, где я обнаружил и Лису, и мальчика с мамой, и всех наших стюардов.
— Риц! — замахала мне рукой Лиса. — Давай к нам!
Я улыбнулся, взял себе суп с распущенным яйцом и присоединился. Тут мы и просидели до посадки, обсуждая, что никто из нас в Осаке не был и жаль, что нет возможности посетить. Дурацкое время на пересадку — четыре часа. Слишком много для безделья и слишком мало для выхода на улицу. Тем не менее мы смогли убить все это время и даже удивились, когда объявили наш рейс.