В Администрации других претендентов на сдачу биометрии не было. Поэтому упихав Диму в кабинет на сдачу крови и образца голоса, Баклан с Рицем уселись у входа прямо на траву.
— Привет, — раздался голос Питона.
— А! Это ты! — обрадовался Риц. — А я и не знал, что ты тоже на органику процессов сдаешь. Круто! Рад!
— А я тоже не знал, что ты там. Пятое место — шикарно. На собеседовании всех поразил?
— По сумме баллов, — пожал плечами Риц.
Питон кивнул.
— Ну проходи, чего ты? — махнул рукой Баклан. — Мы тут просто сидим, Диму ждем, и там есть еще скучающие специалисты. Иди ори в микрофон.
— Иду-иду. Вы потом куда? — усмехнулся Питон.
— Наверное, завтракать, — покосился на Рица Баклан.
— Конечно, завтракать, — поддержал Риц. — Такой день. А потом я на работу.
— Понял. Я, может, тоже потом есть приду.
В дверях показался Дима.
— Я умираю, — заявил он. — Мне нужно восстановить сахар в крови. Но сначала мы должны вернуться в комиссию.
И мы снова пошли в комиссию.
Оформив Диму, друзья завалились в столовую и обнаружили там Питона с Анеуш, которые мистическим образом их обогнали. Хитом сегодняшнего утра были оладьи с черникой и сгущенкой, а над раздачей висело крупное предупреждение «Оладьи с черникой дарят людям черные зубы». Никого это не остановило, и каждый взял себе по четыре штуки.
— Не боитесь черных зубов? — хитро спросила Анеуш, которая одна ела какую-то безопасную траву.
— Почистим, — улыбнулся Риц всё ещё белыми зубами. — Опять же посмотрим. Черника она всякая бывает. Вот помню, я с бабушкой в лесу собирал около ее дома. Там вообще черника была смерть. По два дня на зубах держалась.
— А ты зубы-то пробовал чистить? — уточнил Питон.
— А вот этого не помню.
Все заржали.
Когда с оладьями было покончено, а Баклан пошел за второй порцией кофе, Дима вспомнил про Макса.
— А Макс-то наш как? Надо напомнить ему, он еще не подтвердил ничего.
— Ща напишем, — Риц выудил планшет из рюкзака и нырнул в экран.
Макс, похоже, ответил сразу, потому что Риц еще несколько раз возобновлял переписку, потом оторвался и сообщил всем.
— Он не хочет подрываться на неделе. У него работа и дети. В субботу приедет.
— Зря он так, — качнул головой Питон. — Я вот и Анеуш сейчас потащу зачисляться. Ничего нельзя откладывать. Особенно с университетскими делами.
— Я в принципе согласен, — сказал Дима. — А почему с университетскими делами особенно?
— Потому что у них непредсказуемые косяки. И, главное, в случае со Старым университетом не их собственные. Они же в общей системе и огребают за всех. Три года назад, например, аккурат второго августа аннулировались заявления у всех, кто подавал их еще и в Новый университет. В системе их имена загорелись как у отказавшихся от зачисления. Что самое неприятное, у них автоматом заблокировались общежитские и столовские карточки. Разруливали этот косяк неделю.
— Фигасе, это кто тебе рассказал?
— Это уже учебный кейс. Ну и очевидцы есть прямо здесь на кампусе. Мне в прошлом году на летней школе старшекурсник рассказывал, который у нас семинар вел. Говорит, ты вообще ни секунды не медли, потому что, когда подписано финансовое обязательство, оно прошивается на всех уровнях, и делает блокировку общаги невозможной. Если только ты сам от нее не откажешься, некоторые так делают.
— А зачем отказываться?
— Ну мало ли, ты поправил финансовое положение и хочешь жить в городе как король? Тебе еще финансовые обязательства за это скостят. Но это целое дело — произвести взаимозачет. Блокировать человека, который зарегистрирован во всех системах, уже нельзя. Причем ходили слухи, что Новый университет сделал это специально, чтобы захапать себе побольше абитуриентов. И если это так, то у них получилось: у кучи народа сдали нервы, и они зачислились в Новый. Но никто тогда ничего не доказал.
— Ужас какой, — покачала головой Анеуш. — А ты не рассказывал! Хоть объяснил бы, почему ты меня туда за ногу тащишь.
— Я и так дал тебе позавтракать, — буркнул Питон.
— Глядите на него! — развеселилась девушка. — Как будто одно отменяет другое!
— Он, понимаешь, — хмыкнул Баклан, зависая над своей бадьей с кофе, — счел, что так будет быстрее.
— Откуда ты знаешь, что я счел? — нахохлился Питон.
— Скажи, я неправ?