Брюзга
Про Толика я услышал давно. Он, уже далеко немолодой человек с лысиной и обвисшими щеками, жил один в просторной трёшке и был ужасным соседом. Чего про него только не рассказывали. Тех, кто жил под ним, Толик изводил мастерски. Выжидал, когда в квартире сверху что-то зашумит, подскакивал со своего продавленного дивана, вставал посреди комнаты и, нелепо раскачиваясь, точно борец сумо, громко топал до тех пор, пока снизу не начинали стучать по батарее. А затем на любые выпады отвечал: «Это не я шумел, а те, кто надо мной живут! Совсем обнаглели, жизни не дают!» И несколько раз такая авантюра срабатывала.
На своём веку, если верить сплетням, что я слышал, Толик сжил с полдесятка соседей снизу и трёх — сверху. Вывести из себя его могло что угодно, от частого топота и звуков телевизора до неприятного скрежета тела по кафельной ванной и, как он сам говорил, громкого кашля, который рвёт ему душу.
В том же доме, но в другом подъезде я снимал двушку. Хозяйка шептала, что Толик — очень страшный человек, связанный с нечистой силой и чёрной магией. Однако я ей не верил и был убеждён, что брюзжащий дед просто одинок и несчастен.
Впрочем, меня, к всеобщему удивлению, он принял очень тепло.
Началось так: в январе я твёрдо решил накопить оставшуюся сумму денег на первый взнос по ипотеке.
Основную работу делал удалённо, а по выходным горбатился на стройке разнорабочим. Мышление перестроилось. Я стал жутким скрягой, трясся за каждую копейку, питался крупами, дешёвыми макаронами и растягивал полтора кило мяса курицы на неделю.
До заветной цели оставалось примерно сто пятьдесят тысяч. Но двушка сильно била по карману, ещё и коммуналка отрывала приличные куски бюджета.
Злой от постоянного чувства голода, я решил съехать, а часть того, что тратилось на квартиру, пустить на еду повкуснее. И тут мне в голову пришла безумная идея — снять комнату у знаменитого Толика.
Наудачу я заявился к нему с пакетом гостинцев и объяснил ситуацию. Он выслушал, осмотрел меня и сказал:
— На сынулю моего похож… В шахматы умеешь?
Я ответил, что умею.
Тогда он улыбнулся, протянул мне руку и заявил: «Живи!»
И я поселился в одной из небольших спален. Обстановка была скромной: кровать, стол со стулом и шкаф.
Там я планировал ютиться до лета.
Своё мнение о хозяине изменил в первый же день Помню его лицо, точно видел вчера: на подбородке ямочка, верхняя губа тонкая, над ней большой нос; глаза уставшие, под ними синяки и складки; макушка лысая, а над каждым ухом по кустику седых волос.
Жизнь у него тоже оказалась не сахар. Жены он лишился в начале девяностых, та ушла от онкологии. А единственный сын окончил институт и переехал куда-то на Урал. Вот и остался Толик в родных стенах совершенно один — без семьи и друзей.
Как и любой одинокий человек Толик до смерти боялся вечеров, когда пустая квартира кажется особенно пугающей. Со мной же его вечера стали весёлые. С удалённой работой я расправлялся по ночам, грузчиком трудился утром и днём, и к пяти часам обычно был полностью свободен. Мы сидели в его просторной гостиной, чаще играли в шахматы, реже — в карты. Толик, с виду такой чёрствый и противный, оказался весьма мягким и сентиментальным. К примеру, третью комнату он держал закрытой, иногда убирался там и менял бельё на небольшой кровати. Там раньше жил его сын, и Толик был свято уверен, что однажды он навестит старого отца и останется переночевать. Однако тот, как я позже выяснил через своего бывшего одноклассника, служащего в МВД, скончался от проблем с печенью ещё в нулевых.
Постепенно взгляд мой сделался замыленным, и дурные поступки Толика будто проходили мимо, прятались в тени душевных вечеров. Соседи начали подозрительно коситься, с ухмылкой ррасспрашивая, не извёл ли меня брюзжащий дед, но я лишь пожимал плечами и старался быстрее закончить неприятный разговор.
Спустя пару недель после моего переезда Толик стал ликовать. Сверху поселились новые жертвы его террора. Между делом он рассказал мне о своём плане. Дед собирался купить в зоомагазине пищалку в виде жёлтой курицы, просунуть её в вентиляцию и ручкой от швабры давить на неё по ночам.
Я было хотел ответить ему, что это плохо, что не стоит мешать другим людям, но не нашёл в себе сил. А Толик, сияющий от предвкушения очередной пакости, на радостях сделал мне драгоценный подарок. Сказал, что благодарен за мою компанию и поставил на стол четырёхтомник Гайдара в зелёной обложке — издание 1956 года, антиквариат в моём понимании. Тут-то меня и сковало, я попросту не смог выдавить из себя недовольное замечание.
С тех пор совместных вечеров у нас не было. Тогда началась самая страшная неделя в моей жизни.