Словно хищник из семейства кошачьих, незаметно подкралась ближе к обнаженной спине Тима, начиная тонуть в лаймовом мохито его парфюма. В ту же минуту осознала, что мне не нужен ни Дима, ни Веня, ни любой другой, даже самый роскошный мужчина на Земле. Не в силах сдержаться, как годовалый малыш тянется к розетке, коснулась смуглой кожи спящего рядом Тима.
Не проснулся. Наверное, сильно устал. Осторожно гладила его кончиками ногтей по плечам, спине, пояснице, волосам. Раньше, когда Тиму не спалось, мне всегда удавалось его усыпить таким образом.
Из этих ностальгических мыслей стремительно и требовательно выдернули мужские руки, подхватившие меня, словно пушинку, под ягодицы. Опомнилась, лишь оказавшись поверх бёдер Тима. Вот это реакция у него. В голове стучали все существующие на свете виды барабанов, взрывались победные салюты. Кровь хлынула к щекам. Всё происходит на самом деле? Сколько раз я об этом мечтала, засыпая в одиночестве на этой кровати.
Не давая Тиму опомниться и передумать, начинаю жадно его целовать, буквально задыхаясь от волнения, от томления по нему. Распущенные волосы рассыпаются по его лицу, шее, обнаженной груди, но он не отпускает раскаленных сжатых рук с моих ягодиц, ещё сильнее прижимая к себя. Ощущаю кожей каждый тяжелый, шумный вдох и выдох Тима, слышу знакомый, еле уловимый стон удовольствия, чувствую, как сильно он меня хочет.
Но уже через минуту оказываюсь сброшенной с седьмого неба на простыню. Снова лежу на лопатках в то время, как Тим выскакивает из кровати, будто его ужалили, натягивает футболку, повернувшись ко мне спиной. Лифт моего сердца отрывается от тросов и стремительно несётся вниз. И это никакой не сон. Он от меня только что грубо отказался, оттолкнул.
— Не уходи... Прошу... Пожалуйста, — говорю еле слышно, чтобы не разбудить сына. Чувствую себя унизительно, но продолжаю падать ещё ниже. — Всего одна ночь. Это ничего не будет значить. Обещаю, что не стану требовать чего-то большего. Просто побудь со мной... Я ничего не расскажу ей.
Он на минуту в нерешительности останавливается у дверей спальни. Полностью одетый, с рюкзаком на плечах и, лишь повернув в полуобороте голову ко мне, произносит:
— Лика, странно слышать такие слова от тебя. Когда-то я тебя так умолял, а ты меня отталкивала. Забавно всё обернулось, да? Нет, не могу. Это... неправильно, — он вздыхает, прежде чем продолжить оправдания своего отказа. — Будет только хуже. Больнее... Пока. Я сам закрою.
Когда дверь захлопнулась, внутри готова была рвать на себе одежду, бить посуду, бежать за ним со всех ног, обнимать, падать на колени и просить вернуться, держать силой, но лишь тихо разделась и побрела в душ. Произошедшее доломало меня.
***
Жизнь шла своим чередом. Я работала, когда не было настроения, когда вокруг было всё плохо, несмотря ни на что. Это, наверное, лучшее моё качество — умение погрузиться в задачу без остатка. В то лето Паулина с Даней просидели, как узники, дома, изредка бывая у бабушки с дедушкой. А единственными моими радостями в жизни были длинные вечерние пробежки в выходные, такие, чтобы убитые в кровь ноги заживали до следующей субботы. Так я срывала свою злость.
Дима смотрел на меня, встречая и провожая взглядом, открывал двери и даже написал после корпоративного вечера тонкий комплимент о том, что от меня невозможно было оторвать глаз. Но ничего более. Парень, как затаившийся в высокой траве хищник, выслеживал, но не решался ухватить «антилопу», думая, что я ему не по зубам. Наверное. А может, он и не был никаким диким зверем и охотником, а просто наслаждался приятной для глаз картинкой на безопасной дистанции. Без каких-либо намерений. Либо был слишком умён и прагматичен, просчитывая последствия импульсивных порывов на несколько шагов вперед. А мне не хотелось поселить своё сердце в очередном придуманном романтичном воздушном замке.