Я вытирала его большим махровым полотенцем, будто ребенка (именно такие чувства он сейчас во мне вызывал), а не мужа, пока Тим вспоминал, как болел ангиной, но меня не было рядом, чтобы сделать ему чай с малиной, как раньше.
Понимаю, что лучше было уложить его спать, но мое тело, отвыкшее от ласки, изнывало по мужу. Я сдалась, стоило ему прижать меня к холодной, влажной от пара кафельной стене, поцеловать в губы и распустить собранные в пучок волосы.
Меньше, чем через полчаса Тим спал, захватив меня в плен, обеими руками и для надежности ещё и ногой, уткнувшись лицом с мои волосы. В его тесном и жарком капкане невозможно было уснуть, но то удовольствие, которое я испытывала от этой неволи, не сравнится даже с тем, что было полчаса назад между нами. Это гораздо, гораздо важнее и интимнее, чем самый потрясающий секс.
К одиннадцати часам утра выпила уже две чашки крепкого кофе на работе. Бессонная ночь дала о себе знать в замедленной реакции и, наверное, уставшем лице. Парни в отделе с любопытством поглядывали на меня. Неужели так заметно?
— Чего это ты так светишься вся сегодня, как тачка только с автомойки? Вроде премию за проект ещё никто не получил. — Заставил меня покраснеть Валентин на офисной кухне, подловив за очередной порцией кофе.
Я была почти уверена, что теперь всё наладится, и Тим вернется домой, ведь ночью он был таким настоящим, искренним, опустил все защитные барьеры передо мной, признался, что истосковался по мне, что ему тоже было паршиво и больно в разлуке. Тим ещё спал, когда я уходила на работу.
Ваше сообщение Тимофею Добродумову:
«Привет. Как себя чувствуешь? Кто-то очень сильно виноват, что я сегодня кисельный работник. Может быть, сходим вечером в кино?»
Тимофей Добродумов отправил Вам сообщение:
«У меня всё болит. Что ты со мной сделала вчера? Прости, но не могу же я и в кинотеатр припереться в умат пьяным».
Ваше сообщение Тимофею Добродумову:
«Ты что опять пил?»
Тимофей Добродумов отправил Вам сообщение:
«В том-то и дело, что нет. И не собираюсь. А как я пойду с тобой в кино трезвым?»
Он имел ввиду, что может оказаться рядом со мной только по пьяни, совершенно не отдавая отчета в своих действиях? Как же эта честность в миг подкосила, нокаутировала и привела в почти предобморочное состояние. Меня вот так просто использовали? И кто? Не парень из бара, а собственный муж.
Как я могла купиться на его слова? Тим был совершенно не в себе. Разве я не видела? И теперь он жалеет. Мне состояние пьяного бреда незнакомо. Неужели в его порывах не было правды, а лишь скотское вожделение? Я-то действовала в трезвом уме и помню каждое его слово.
Не сдержав эмоций, бегу в туалет, закрываюсь в кабинке. Лишь один человек на земле способен довести меня до таких слёз. Как же это низко и подло, даже для него.
Из зеркала на меня смотрят полупрозрачные медовые глаза с оливковым отливом, все в красных прожилках, как не плещи в них ледяной водой. Ненавижу эту слабость. Опять позволила себе превратиться в лужицу слез, раздавить одной лишь встречей, а ведь почти всё лето держалась молодцом, только-только отпраздновала крупную победу.
Изобразив максимально бесстрастное лицо, вернулась на рабочее место и увидела на столе служебную записку, которую, видимо, положил Валентин.
Это были предложения о премировании за завершение нашего проекта. Окончательное решение всегда принимал Председатель Правления компании на основе предложений директора департамента, то есть Валентина.
Да, что ж за день такой? Кому-то приспичило набрать моих слёз для какого-то жестокого дьявольского обряда?
Напротив моей фамилии Председатель перечеркнул сумму премии, а сверху написал значение в два раза меньше и приправил комментарием: «Нулями не ошиблись?»
Значит, платить двести тысяч рублей какому-то иностранному консультанту не было бы ошибкой, а поблагодарить своего же работника, который принес в жертву несколько месяцев жизни и сэкономил бюджет на консалтинг, жаба душит?