Ну папа, зачем же так больно-то?
Знаю, только я во всем виновата, мои непростительный эгоизм, трусость и жестокость. Проще всего убегать от трудных разговоров. Пряталась от Эрика с того самого абсурда, приключившегося в ванной Тима. Отделывалась короткими фразами во время телефонных разговоров, не открывала электронные письма, скрывалась от него в церкви. Надеялась, что Эрику надоест, или сам всё поймет и перестанет. И ангел-хранитель действительно не звонил уже больше недели. Но чтобы тако-о-ое произошло...
Эрик отворачивается в сторону, снимает очки и трёт переносицу. А через минуту, вижу мокрые глаза, устремленные на меня. Боже, я думала, что такие мужчины не плачут. Нет, это не были ручьи и сопли. Просто застывшие капли во взгляде сильного и доброго взрослого человека. Ненавижу себя за эти слезы и готова расплакаться вместе с ним. Такие глаза не забыть. Чувствую себя настолько подлой, будто попрыгала на могиле близкого друга. И крошечная часть меня жалеет, что выбрала Тима вместо Эрика, выбрала проклятия родителей вместо благословения, мимолетную страсть вместо целомудрия. То, что должно было стать самым счастливым событием, превратилось в сущий кошмар.
Эрик справился с минутной слабостью, ставит свою коробку с пирожными на подоконник, подходит и прижимает меня к себе, обнимая за плечи, несмотря на отца, стоящего рядом, сглатывает ком и тихо, но всё ещё по-доброму, произносит над самой моей макушкой: «Поздравляю, Лия». Размыкает руки и быстрым шагом покидает кондитерский магазин. Коробка с пирожными, которые он купил, так и остается на подоконнике.
[1] Дорсей — туфли в форме лодочек, только в данной модели закрыты пятка и носок, но не соединены друг с другом, оставляя свод стопы открытым.
Тебе понравилось?
А я терпеть не могу свадебные приемы. Лучше бы жених и невеста брали пример с Бильбо Бэггинса — кольца натянули, исчезли и все по домам.
Шелдон Купер, из сериала «Теория большого взрыва»
Лика
Проснулась от того, что Тим притянул меня к себе со словами: «Ну Вы и спите, миссис Добродумова».
Внутри такая неописуемая словами легкость. Всё самое страшное позади. Чувство вины, поджав хвост, покинуло меня сразу после того, как золотое кольцо заключило в долгожданные объятия мой безымянный палец.
На этом моменте все сказки заканчиваются и даже немного раньше, если это не сказки для взрослых. Но заверши я историю сейчас, и она станет полным бессмысленным китчем.
— Спасибо за вчерашнюю ночь, детка. — Тим чмокает меня в щеку и выглядит довольным, как кот, объевшийся сметаны, а я потягиваюсь и прячусь глубже под одеяло.
— Всё хорошо? Тебе понравилось? — Он поглаживает мои брови своим большим пальцем — это всё, что торчит из-под одеяла. Тим смотрит на меня с прищуром, пытаясь найти ответ на вопрос.
Выглядываю только глазами из-под натянутого одеяла и смущенно киваю головой.
— Просто ты вчера так выскочила из кровати. Как ошпаренная. Понеслась в душ. Уж и не знал, что думать. — Он стаскивает с меня одеяло и оставляет быстрые поцелуи по всему телу так, что заливаюсь смехом от щекотки, беспомощно дергаю ногами и пытаюсь закрыться подушкой, как щитом. — Как же мне повезло. Это теперь всё мое, — Тим шутливо рычит эти слова прямо мне в живот, будто сейчас съест. — И это моё. А особенно это.
Он перекатывается на бок и с наслаждением, совершенно законно разглядывает моё тело при дневном свете.
— Чем займемся сегодня, красотка? — говорит, а сам указательным пальцем водит по изгибу, где талия переходит в бёдра.
Я лукаво, как мне кажется, смотрю на него, отчего Тим говорит:
— Вот это преображение. Кто ты красотка, и что сделала с застенчивой Ликой?
— Для начала придется привести дом в порядок после вчерашнего, — я говорю о рутинных делах, а не о том, что там подумалось Тиму, поэтому он притворно ноет. — Слышала, как родители пошли спать только ближе к пяти часам утра. Наверное, всю ночь мыли посуду. Обычно отец занимает место возле раковины, а мама вытирает. Она столько посуды перебила за их семейную жизнь, что папа решил оставить за собой эту обязанность. Разумная экономия.
— А потом? — он подтягивает меня к себе.
— Даже не знаю. Снег же на улице, — Тим обнимает так сильно, что мой ответ теряется между его шеей и подушкой.