— И снова здравствуйте, девушка, — звучит шутливый голос Эрика на фоне негромкой, атмосферной музыки. Может, он не из дома звонит? — Как ты? Завтра останешься дома отлежаться? — Уже более серьезно спрашивает Эрик.
— Нет, надо на занятия. Решила лечь пораньше. Уже в кровати.
— Тогда если не возражаешь, могу хотя бы проводить тебя завтра до университета. Просто хочу убедиться, что ты до конца пришла в себя. По рукам? — говорит Эрик.
Мне для уверенности не помешает его поддержка, потому что ума не приложу, как возвращаться на пары после всего.
— По рукам. А что это играет на заднем фоне?
— Нравится? — Он прямо оживился.
— Да.
— Это новая музыкальная вещица. Люблю такое перед сном. Enya, «May it be». Тебе правда нравится? Или из вежливости спросила?
— Да... просто это так... как бы сказать... Ты не специально для меня включил?
— Думала, что бородатые дизайнеры, гоняющие на великах, слушают тяжеляк с жуткими хрипами, скримами и звуками разбивающихся в щепки электрогитар? — шутит Эрик.
— Читаешь мои мысли, — хихикаю в трубку.
— Всё, давай не болтай. Закрывай глаза... — голос его смолкает, но Enya всё ещё поёт:
«You walk a lonely road
Ты идёшь одиноким путём
Oh! How far you are from home
О! Как ты — далеко от дома».
«Спи, Лия», — меня сопровождает мужской шепот, пока бегу по дорожке в горы. Тело такое невесомое, босые ноги несут с невероятной скоростью мимо цветущей душицы. Вот бы нарвать её к чаю. Кончики пальцев ступней отталкиваются от земли, и я поднимаюсь в воздух так легко и естественно, будто люди созданы для полета.
И просыпаюсь только утром, трубка радиотелефона лежит возле подушки — кто-то из родителей его выключил, как и свет в моей комнате.
Тим
Подхожу к гаражу Домового. Таким погонялом он обязан одному случаю. Пару лет назад после ночи у костра на даче мы дрыхли до обеда с пацанами в домике, когда услышали шорохи и шаги.
Спали в одной комнате. И все были на месте. Вроде. Спросонья и всё ещё под действием ночных страшных историй про барабашек и полтергейстов, Рыжий как закричит: «Домовой!» И в этот самый момент в комнату вваливается Дрон. Так и осталось прозвище за ним.
Да и внешнее сходство с домовым поразительное. У Дрона, с тыквой вместо башки (тупой до ужаса), длинные пшенично-русые дреды до самых лопаток. Помните домовёнка Кузю из мультфильма? Вот такая прическа и у Домового. Как он только с этой фигнёй голову моет? Его массивные бицухи в бессменной майке-алкоголичке обвиты черными сочными татухами в стиле трайбл, а из его гаража через колонку сейчас орет Eminem «White America». Белый рэпер — любимый певец Домового.
В углу у стены гаража стоит новенькая электрогитара Yamaha Pacifica и усилитель. Ради неё я здесь. Это, конечно, не Fender Original Stratocaster за двести кусков, но вполне достойная.
Мать у Дрона — крутая баба, большие деньги заколачивает. Всё время в деловых поездках. У Домового есть всё, о чем можно мечтать в девятнадцать лет, включая байк и дорогой инструмент, на котором он и играть-то, в отличие от меня, пока не умеет.
Какой это кайф, зажав пальцами медиатор, заставлять гитару стонать от удовольствия, извлекая из неё скретчи.
А-а-ай, блин, больно-то как! Зараза! Содранные ладони всё портят.
— Чёт вид дерьмовый у тебя, брателло. Может пыхнем? Что такой напряженный? — Говорит Домовой при виде моих мучений.
— А у тебя есть? Смотрю, предплечье обросло обратно кожей? Меня до сих пор передергивает от той истории, — ставлю гитару на место.
Домовой посадил за руль своего мотика друга. Хоть и тупой, но добродушный он чувак. Тот тип, судя по всему, не профи, резко вильнул при встрече с тачкой, и байк накренился на бок. Домовой рефлекторно выставил локоть, прошаркал им на скорости по асфальту. Косуха его, конечно, не спасла.
Домовой рассказывал мне, как выл, словно раненый зверь, в поисках хотя бы одного трезвого травматолога в больнице в час ночи. Я бы после такого, наверное, не сел за руль этого убийцы, а он хоть бы хны.