Воины в шлемах, с поднятыми вверх копьями шли возле повозок, сопровождавших главный катафалк, накрытый плащом из синего бисера, расшитого серебряными звездами. Золотая маска мертвой Богини Луны сияла при свете дня, заставляя зажмуриваться любопытных, которые осмеливались взглянуть на нее. Из-под маски были видны большие золотые серьги в форме полумесяца, а прическу ее венчал большой гребень из золота с пятью зубцами, инкрустированными лазуритом. Тем, кто стоял поближе, был виден великолепный убор на голове покойной, сотканный из золотых цветов. Восьмиметровая золотая лента была вплетена в ее волосы, лоб ее поверх маски украшал венок из тонких золотых колец. Не в силах оторвать взгляд от этого великолепия, народ следовал за телом, словно зачарованный.
На других повозках ехали молодые жрицы-служанки, которые были обречены сойти в могилу вместе со своей госпожой. Лица девушек были безмятежными. Еще с восходом солнца им всем дали напиток, который лишил их разума и горя. Движения их были заторможены, лица неподвижны. Они смотрели поверх толпы, выстроившейся вдоль дороги, чтобы лучше разглядеть похороны. Не каждый день удается увидеть такое великолепное зрелище!
Замыкали шествие две повозки с золотой и серебряной посудой, необходимой для иного мира. На последней повозке стояли две одиннадцатиструнные арфы с золотыми и лазуритовыми изображениями быка и коровы на резонаторе. Эти арфы принадлежали Богине Луны, и коснуться их струн могла только сама госпожа. Только ее пальцы могли извлечь из серебряных струн тончайшие звуки хрустального неба и родниковой воды.
Люди, мимо которых проплывали арфы необыкновенной работы древних мастеров, узнавали в быке и корове своих великих богов, скрещивали руки на груди, кланялись и что-то тихо шептали.
Весь путь от Храма до гробницы занимал минут тридцать. Лугаль приказал строить гробницу насколько это возможно близко к городу, чтобы успевать доставлять рабочих и камни для обустройства последнего жилища своей дочери. Спешная подготовка к похоронам была весьма необычным делом для горожан, привыкших, что их повелителей хоронят должным образом в роскошных подземных дворцах.
Наконец первая повозка достигла пологого спуска, которым начинался вход в подземелье. Процессия разом остановилась. Воины, сопровождавшие Катафалк, распрягли черных волов и отвели их в сторону, чтобы животные не помешали спуску всего кортежа под землю. Жрецы в белых плащах, специально обученные траурным церемониям, расставили охрану вдоль всего подземного хода и дали знак спешиться девушкам. Юные жрицы в великолепных убранствах, с серебряными нитями, вплетенными в высокие прически, выстроились по двое вслед за телом своей госпожи.
Некоторые из них в руках держали музыкальные инструменты. Как только главный распорядитель приказал им медленно следовать за телом, которое несли на руках восемь воинов из похоронного кортежа, они начали играть. Это была тихая печальная музыка, которая завораживала и медленно таяла под землей.
Толпа наддала вперед, чтобы лучше видеть, как под землей медленно исчезают сначала носилки, покрытые синим плащом, потом девушки, а потом и замыкающие процессию воины, ведущие под уздцы волов, тянущих телеги. Распорядитель расставил всех по местам, которые будут для них вечным пристанищем, и дал знак черным жрецам. Жрецы приблизились почти вплотную к тем, кто стоял вдоль подземного коридора, и отточенными движениями мгновенно умертвили стражей и животных. Все произошло настолько быстро, что никто из воинов не успел издать ни возгласа.
Распорядитель приказал, чтобы принесли напиток для девушек. Он каждой указал на место, которое ей предстояло занять, и девушки покорно рассаживались, продолжая играть на своих инструментах. Черные жрецы разносили напиток, и та, которая принимала чашу из рук жреца, молча выпивала. И уже не могла больше ни двинуться, ни заплакать. Так постепенно смолкла музыка, и склеп погрузился в мертвую тишину. Распорядитель зажег свечу и обошел всех сидящих, поднося огонь к глазам, чтобы лучше разглядеть зрачки. Все было в порядке. Теперь они все уснут вечным сном, ни одна из них не сдвинется с места и не нарушит покой своей госпожи. В углу склепа была маленькая кирпичная опочивальня под невысоким сводом. Туда и поместили погребальные носилки той, которую сегодня все называли Пуаби. Жрец, распоряжавшийся похоронами, огляделся и удовлетворенно кивнул своим помощникам. Теперь можно было внести арфы госпожи и расставить посуду.