Когда последняя золотая чаша исчезла под землей, народ начал понемногу расходиться, не дожидаясь, когда огромная каменная плита завалит вход в подземелье.
Старик тронул девушку за плечо.
– Нам надо спешить. Сейчас все разойдутся, и тогда нас смогут найти слуги лугаля.
Девушка молча повиновалась. К чести лугаля надо сказать, что ни он, ни его слуги не слишком-то усердствовали в поисках беглянки, хоть старик и оглядывался на всякий подозрительный шум. Он повел ее по дороге, ведущей из города. Сегодня эта дорога была запружена повозками и пешими, которые пришли в достойный город Ур, чтобы насладиться зрелищем похорон. Легко было затеряться в толпах, которые отхлынули подобно морскому отливу прочь из города, уже не представляющего для них никакого интереса. Теперь люди спешили к своим домам и семьям. Все торопились успеть затемно, чтобы не быть застигнутыми ночными бродягами или разбойниками.
Но постепенно те, кто шел слишком медленно, начинали понимать, что лучше им собираться в группы по нескольку человек и устраиваться на ночлег возле костра неподалеку от дороги, чтобы утром, чуть рассветет, снова отправиться в путь. Старик с девушкой прибились к одной из таких групп и теперь сидели возле костра, слушая болтовню купцов из Урука или Лагаша, а то и из самого Киша. Странники не задавали лишних вопросов друг другу, и никто из них не поинтересовался, почему у девушки заплаканные глаза. Все знали, что сегодня плакали многие девушки…
Пуаби была рада ночи, ведь это была ее стихия. Ее глаза, привыкшие к темноте, ночью распознавали предметы лучше, чем днем. Она видела в темноте почти также хорошо, как дикая кошка, и теперь могла немного отдохнуть. Те, кто сидел рядом с ней у костра, и представить себе не могли, что сама дочь лугаля Саргона сейчас разливает им кипяток по чашкам. Верховная жрица Пуаби на вопрос о том, как зовут юную девушку, скромно отвечала:
– Морада…
11
Утро выдалось на редкость теплым. Мягкое желтое солнце быстро набирало силу в звенящем небе и с каждой минутой становилось все жарче. Я стояла в нерешительности посреди двора – вернуться в дом или немного пожариться на солнышке. В памяти всплыла холодная затяжная сибирская зима, и я осталась.
На любом пляжном отдыхе наш семейный лагерь делится пополам. Данил с Димкой могут спокойно лежать на солнышке, поворачиваясь разными частями тела для ровного зажаривания. Младший любое обездвиживание считает смерти подобным и сопротивляется ему всем свои кипучим организмом. Что касается меня, то я даже на картинки с шезлонгами смотреть не могу. Мне кажется, что песок заползает повсюду и спасти от него может только море, душ или зеленый газон.
Оглядев свое небольшое хозяйство, я решила не терять зря времени и загорать активно – бороться с крапивой, которая кустилась в свое удовольствие по всему участку. Попробовав как-то крапивный веник на младшем, которого каждый комар считал своим долгом укусить, я поняла, что лучшего антигистаминного средства в деревне просто не найти. С чувством родительского долга я собираю крапиву и пользую ее на своих мальчиках.
Особо густые заросли темной зелени росли возле нашей скифской бани. С нее я и решила начать, тем более что крапивные веники можно было развешивать сушиться прямо на заборе. Крапива была качественная, пробирала даже через резиновые перчатки. Я сменила тактику и решила рвать только молодые изумрудно-зеленые поросли. Когда они закончились, я вытащила из-под крыльца огромную тяпку и принялась бороться с крапивными монстрами радикально. Пара неуклюжих движений городской затворницы, и тяпка с гулким стуком упала в те самые кусты, с которыми я только что сражалась.
Я стояла в нерешительности, раздумывая, что теперь делать – принести что-нибудь подходящее, чтобы вытащить тяпку из крапивы, или рискнуть и попытаться достать ее рукой. Пока я решала первую задачку, в мою голову забралась странная мысль: «Почему тяпка упала с гулким стуком?» Я, будучи неопытной в деревенских делах, постоянно что-то роняла, и точно могу сказать, как падает тяжелая деревянная палка. Уж точно не так, как только что упала моя. Даже густые заросли крапивы не сгладили падения, и земля гулко отозвалась на месте удара. Это могло означать только одно – на этом месте была когда-то яма, а потом ее чем-то прикрыли и засыпали землей.
Неожиданная догадка заставила меня шевелиться. Я принесла лопату и начала ковырять землю. За этим необычным занятием меня застал мой старший, который лениво брел до деревянного туалета, стоявшего неподалеку от моих раскопок.