Подъезжая к станции, Большаков увидел, что семафор закрыт. Машиниста охватило дурное предчувствие – прежде такого не случалось.
– Что они там, уснули, что ли? – повернулся он к помощнику.
– Не знаю, Иннокентий Яклич, – бесшабашно отозвался вихрастый помощник. – Сейчас на дороге черт те что творится!
– Ну чего истуканом стоишь? – в сердцах прикрикнул машинист. – Давай три гудка!
– Ага!
Прозвучало три коротких гудка – прибытие.
Из дверей вокзала, помахивая красным фонарем, вышел дежурный.
– Ну что там случилось?
– Тормози состав, – крикнул невесело дежурный.
– Что такое?
– Ремонт путей. Совсем все износилось.
– Это надолго?
– До самого утра провозятся, а может быть, и больше.
Чертыхнувшись, машинист сбросил давление пара.
– Все, приехали... Ну чего стоишь?! – снова прикрикнул он на помощника. – Отворяй дверь. Попробуем узнать у начальника станции, что там случилось.
– Ага, мигом, – помощник расторопно отворил дверцу.
– Что за власть такая, никогда не знаешь, доедешь до места или нет, – сетовал машинист. – Или колесо отвалится, или впереди пути разберут. А то и вовсе ограбят. – Он уже было привычно поднес щепоть ко лбу, чтобы осенить себя крестным знамением, но неожиданно раздумал. Не молельное нынче время. – Тьфу ты! Не приведи господь!
Дверь отворилась. И тотчас на подножку, отбросив фонарь, вскочил «дежурный». За его спиной звякнуло расколовшееся стекло фонаря.
Ткнув в грудь машиниста стволом револьвера, налетчик весело скомандовал:
– К топке! Пикнешь – пристрелю гада!
– Понял, – испуганно попятился машинист.
– И ты к нему. – Он указал револьвером на помощника. – Гаврила! – гаркнул он в темноту. – Поднимайся сюда!
На подножку бодро запрыгнул высокий сухощавый парень.
– Будут баловать – стреляй!
– Понял, Егор! – широко улыбнулся Гаврила. – Только у меня ведь не побалуешь.
Где-то в хвосте состава прозвучало три винтовочных выстрела, а им в ответ раздалась короткая пулеметная очередь. Звякнуло разбитое стекло, и отчаянный женский вопль резанул по самому сердцу.
Спрыгнув на перрон, Егор зло распорядился:
– Да заткните вы эту бабу!
Глуховато бухнул выстрел, и крик мгновенно оборвался, на самой высокой ноте. Снова завязалась короткая перестрелка, затем по перепонкам ударила взрывная волна, предпоследний вагон, тяжеловато подпрыгнув, сошел с рельс.
– Кирьян в седьмом вагоне, – подошел к Егору белобрысый парень с «маузером» в руке.
– И в чем дело?
– Чекисты забаррикадировались, не пускают, мать их!
– Мне учить тебя, что ли?! – гаркнул во все горло Копыто. – Забыл, как это делается?! Очередями по окнам, чтобы неповадно было, и гони их в конец вагона.
– Понял! – весело отозвался парень и, придерживая рукой папаху на голове, кинулся к вагону.
Из соседнего вагона раздалась грубая мужская брань, которой отозвалась отчаянная женская мольба:
– Возьмите что угодно, только не убивайте!
Егор поднялся в вагон.
Гоша Одесский, учтиво склонившись перед хорошенькой пассажиркой, помахивал револьвером и взывал к пониманию.
– Мадам, вы меня принимаете за старьевщика, – заливался его обходительный приятный тенор. – Мне не нужна ваша ветошь. Пожалуйста, вот это колье!
– Возьмите!
– О господи! Какие у вас прекрасные ушки! А как их украшают сережки с бриллиантами! Снимай!
– Это подарок мужа.
– Я очень сожалею, мадам!
Не задерживаясь, Егор устремился по коридору в седьмой вагон.
– В морду ему! – услышал он рассерженный голос в последнем купе.
Послышался грохот опрокинувшегося тела, и следом испуганный голос запричитал:
– Забирайте все!
– Господа пассажиры! – звонко заголосил разбойный голос. – Даем вам две минуты, чтобы снять с себя все самое ценное. Иначе то же самое нам придется снимать уже с покойников.
У седьмого вагона раздалась длинная пулеметная очередь – на перрон густо и звонко посыпались разбитые стекла. Кто-то громко вскрикнул.
– Гони их в хвост!
Четверо налетчиков уже влезли в разбитые окна и, надрывая глотки, нагоняли страху:
– Всех постреляем! Бросай оружие! Вот так-то оно лучше будет. Давай сюда, Кирьян здесь!
– Где Савва?! – отчаянно выкрикнул Егор Копыто. – Куда его черти унесли?!
– Горло зря не дери, – сказал вышедший из-за спин жиганов медвежатник. В руке у него покачивался неизменный саквояж. – Не под пули же мне лезть.
Его степенный облик никак не вписывался в толпу гогочущих жиганов, поймавших кураж, – он был серьезен и сдержан, что еще более усиливало его сходство с провинциальным лекарем – какое может быть веселье, когда приходится ехать невесть в какую даль, да еще к ложу тяжелобольного. Поднявшись в вагон, он уверенно прошел в тамбур. Остановился напротив купе, где, вцепившись руками в стальные решетки, стоял Кирьян.
– Побыстрее! – поторопил его пахан. – Мочи больше нет ждать!
Взглянув на замок, Савва Назарович спокойно ответил:
– Придется потерпеть.
Щелкнув замками саквояжа, он распахнул его, и, порывшись в содержимом, вытащил коротенькую отмычку со множеством зубчиков.
– Вот эта в самый раз будет... Ну и замок тебе достался. – Он взглянул на Кирьяна, вцепившегося руками в решетку. – Я такие только в немецком банке видел. Видно, очень тебя большевики любят, если так крепко стерегут.
– У нас взаимная любовь, – зло отозвался Курахин.
Сунув отмычку в замочную скважину, медвежатник с минуту пытался провернуть ее, с усилием вращая кистью.
– Да тут все зубья поломаешь, – недовольно пробубнил Савва. – Крепко они тебя упаковали. – Металлические зубья отмычки, скрежеща, скользили по стальному сердечнику. – Дьявол их подери! Еще немного. – Протолкнув отмычку немного поглубже, он повернул ее еще раз, и тотчас раздался победный щелчок. Распахнув дверцу, Савва Назарович распорядился: – Выходи!
– Как вы шумно меня встречаете, – невесело хмыкнул Кирьян, посмотрев на жиганов, набившихся в коридор. – Не ожидал! – Приподняв руки, стянутые кандалами, скомандовал: – Ну чего стоишь? Не век же мне в них ходить!
Вытащив из саквояжа тонкую пилку, Савва Назарович сказал:
– Потерпи! – и деловито принялся распиливать сталь.
Через минуту кандалы звонко упали на пол. Растирая запястья, Кирьян приказал:
– А теперь давай чекистов посмотри... Куда они там попрятались?
– В соседнем купе, – отозвался Гаврила.
– Давай поторопи их, пускай вылезают, – уверенно распоряжался Кирьян. – Я на вольный воздух пойду.
– Сделаю! – метнулся жиган в противоположный конец вагона. Распахнув дверь, радостно сообщил: – Да их здесь, как тараканов! Выходить по одному! – заорал он. – Иначе всех положим.
Дверь распахнулась, и в коридор вышел красноармеец, за ним еще один.
– Винтовку давай.
Боец без сопротивления протянул оружие.
– А ну пошел на выход! – распорядился Гаврила и забросил за спину винтовку.
На перрон один за другим попрыгали разоруженные красноармейцы.
– Руки за голову! Становись вот сюда!
Заложив руки за затылок, чекисты послушно отходили в сторону.
– Ба! – радостно воскликнул Кирьян, увидев среди них человека в кожанке. – Да это никак начальник конвоя! А ну иди сюда! Как вас звать-то, товарищ чекист? «Раз, два и к стенке»?
Налетчики, стоящие рядом, одобрительно рассмеялись.
– Да с ним никак еще четверо? Какой приятный сюрприз. Вот сюда, в сторонку! Руки за голову... Не дергаться!
– Послушайте, – начал начальник конвоя, высокий, с аккуратной бородкой. – Мы просто сопровождающие.
– А может, ты и в Чека не работаешь?
– Я там всего лишь с месяц.
– С месяц, говоришь... А вот скажи-ка ты нам, непутевым, сколько за прошедший месяц ты жиганов к стенке поставил?
– Я никого не расстреливал, все решает председатель Ревтрибунала товарищ Петерс, – растерянно заговорил чекист.