– Значит, так получается – я не я и лошадь не моя? – хмыкнул Кирьян Курахин.
Жиганы одобрительно загоготали, наслаждаясь беспомощностью чекиста. Не каждый день можно встретить такое.
– Чего же ты молчишь, друг мой ситный? – ласково протянул Кирьян. – Вижу, что ты не любишь жиганов. Жить хочешь? А ну давай станцуй нам «Яблочко»! Повесели жиганов! Ну?! Я долго ждать не буду, считаю до трех. Раз... Два...
Чекист сначала неохотно, потом все быстрее и быстрее стал перебирать ногами, умело вытягивая носок. Движения красивые, правильные. Было видно, что танцевать он умел.
– Вприсядку пошел! Вприсядку! – развеселившись, выкрикивал Копыто.
Чекист лихо вращался, подпрыгивал, вызывая невольные улыбки у жиганов.
– Все, – выдохнул начальник конвоя, когда танец был закончен.
– Похвально, – сдержанно отметил Курахин. – Значит, в перерыве между решениями Ревтрибунала тешишь душу плясками?
– Вовсе нет, я с малолетства танцевать умею.
– Ну-ну, а теперь вы танцуйте, – повернулся Кирьян к чекистам, стоящим гуртом.
– Не дождешься! – процедил один из них, скуластый, с крепкой, мускулистой шеей.
– Что я тебе могу сказать? Не уважаешь ты жиганов... Дай шпалер, – повернулся Курахин к Егору.
Приставив ствол ко лбу чекиста, Кирьян с минуту наблюдал за его лицом, пытаясь уловить малейшие мускульные изменения. Криво улыбнувшись, скупо похвалил:
– А ты молодец, хорошо держишься. Жаль будет тебя убивать.
– А ты не жалей, я на таких, как ты, в Ревтрибунале насмотрелся.
– Больше не посмотришь! – спокойно сообщил Курахин и нажал на курок.
Голова чекиста дернулась от сильнейшего удара, и он упал на Гаврилу, стоящего позади.
– Фу ты черт! – брезгливо отряхнул тот с одежды жирные ошметки. – Все мозги на моей тужурке оставил. Ты бы, Фартовый, поаккуратнее как-то.
Курахин скривился:
– Извини, что не предупредил. Плясуна отпустить. Остальных, – кивнул он на стоявших около ворот чекистов, – шлепнуть! Кожанки не забудьте снять, – направился он к следующему вагону. – Они нам еще понадобятся.
Вскочив в вагон, Фартовый стремительной походкой двинулся по коридору. Размахивая револьвером, он звонко кричал:
– Господа, настоятельно требую открыть купе! Проявите благоразумие, выкладывайте денежки!
Сейчас в нем не было ничего от того пленника, каким он был всего-то пару часов назад.
В первом купе сидело трое мужчин и одна женщина. Один из мужчин был средних лет, весьма представительного вида. Дорогой бостоновый костюм сидел на нем как влитой. Увидев ввалившегося в купе налетчика, он улыбнулся ему почти по-свойски. Двое других застыли в немом ожидании, даже не пытаясь скрыть подступивший страх. Женщина, привлекательная особа лет двадцати, упрямо разглядывала трещинки на столе, упорно не замечая ватаги жиганов, ввалившихся в купе.
– Господи боже мой! – картинно закатил к потолку глаза Кирьян. – Какая дама! Позвольте поцеловать вашу ручку. – Сунув пистолет за пояс, он бережно взял хрупкую женскую ладонь, обтянутую черной лайковой кожей. Поднес к лицу. – Господи, как она благоухает! Господа жиганы, я сейчас сойду с ума!
За его спиной раздался одобрительный смех жиганов. Кирьяна Курахина невозможно было представить без куража, соскучившись по его чудачествам, они теперь ловили каждое его слово. На их довольных лицах запечатлелось обожание.
– Барышня, запах вашего тела способен свести с ума даже самого искушенного жигана. Поверьте мне, я знал очень много дам, но ни одна из них не дышала таким ароматом, как вы. А ладони!.. Они просто созданы для восхищения, ими нужно любоваться, как шедевром! Позвольте, я освобожу вас от этих оков. – Кирьян уверенно потянул перчатку. Почувствовав, как девичьи пальчики слегка сжались, Курахин покачал головой: – Я очень ценю вашу скромность, но уверяю вас, эти милые господа, что стоят рядом со мной, – перевел Кирьян взгляд на гогочущих жиганов, – настоящие ценители женских прелестей, – продолжал он стягивать перчатку. – Какое уродливое кольцо! – ахнул Фартовый. – Оно портит вашу ручку! А изумруд... Отвратительный камень! Вам немедленно нужно избавляться от этой вещи! Уверяю вас, иначе драгоценности принесут вам массу неприятностей!
Отобрав кольцо, Кирьян некоторое время с нескрываемым восхищением рассматривал камень.
Острый девичий подбородок вскинулся и задрожал. Девушка быстро заговорила:
– Послушайте, прошу вас. Не отбирайте у меня это кольцо. Это единственное, что у меня осталось. С ним у меня связано очень многое.
– Барышня! – Кирьян аж поморщился от обиды. – Вы нас принимаете за каких-то грабителей. Вот гляньте на этого милого человека, – показал он взглядом на Егора Копыто, широко ощерившегося щербатым ртом. – Разве этот любезный человек способен принести кому-то зло? Мы всего лишь мирные жиганы. Это кольцо вам не к лицу, оставьте его мне. – Посмотрев его на свет, заявил: – Знаете, я буду носить его с собой постоянно, как воспоминание о нашей встрече. – Он положил кольцо в карман.
Девушка отвернулась.
– Какой восхитительный изгиб шеи. И какое отвратительное на нем золотое колье! А потом, вы нас обманули, сказали, что у вас нет ничего, кроме этого кольца. Егорушка, помоги барышне освободиться от ненужного груза.
– Вашу лебединую шейку, мадмуазель, – хмыкнул Копыто.
– Как вам будет угодно. – Расстегнув колье, она положила его на стол. – Надеюсь, что оно вам нужнее, чем мне.
– Можете не сомневаться, барышня.
Кирьян уже потерял к пассажирке интерес и подступил к импозантному мужчине лет тридцати. Пощупав ткань его костюма, уважительно произнес:
– Хорош костюмчик. Гаврила, как раз твой размер. Давай снимай пиджачок, а заодно и штаны!
– Позвольте...
– Ах да, ты стесняешься дамы. Барышня, вам придется отвернуться, – сообщил Кирьян. – Сейчас этот господин будет снимать порты.
Женщина отвернулась.
– Но как же можно!
– Можно, дорогой мой товарищ, – спокойно заверил Кирьян. – В наше революционное время все возможно! На то нам и дана свобода, чтобы сбросить с рук тяжелые оковы, а с тощей шеи – кровопийц-капиталистов. Сейчас у нас равноправие и такие костюмы может носить каждый пролетарий. За что же мы тогда кровь проливали?! И сумку свою не забудь... И часики... Вам тоже следует раздеться, – посмотрел он на остальных мужчин. – Даю вам три минуты. Время пошло, господа. От того, насколько вы будете расторопны, зависит ваша жизнь... Прошло двадцать секунд... Тридцать... Вижу, что вы не верите в серьезность наших намерений. Договор придется ужесточить. Тот, кто разденется последним, будет убит!
Мужчины поднялись одновременно. Не обращая внимания на жиганов, набившихся в купе, принялись лихорадочно сбрасывать с себя одежду.
– Ставлю красненькую на старика! – ликовал Кирьян. – Он еще молодым даст сто очков вперед.
– Не-ет! – смеясь протянул Егор Копыто. – Молодой первым будет. Посмотри, как из штанов выпрыгивает.
На пол полетели пиджаки. Тонко затрещала атласная рубашка, мелкой россыпью покатились пуговицы. Импозантный мужчина сбрасывал брюки, подминая их ногами, а руки уже уверенно стягивали рубаху, не обращая внимания на галстук, впившийся в горло пестрой шелковой удавкой. Еще один рывок – и к ногам налетчиков полетела рубашка.
Кто-то из жиганов подхватил брошенный на пол пиджачок и, примерив его, сунул в сумку. Вторым разделся крепыш с седыми висками, позабыв снять бабочку «кис-кис».
Старик оказался последним. Волнуясь, он пытался отстегнуть ремень, но руки, мелко подрагивая, отказывались слушаться.
– Пока ты будешь так штаны стягивать, твоя баба замерзнет, – гоготал Егор Копыто.
Кирьян поднял револьвер. Раздался отчаянный женский вопль.
– Кем ты работаешь, дед?
– Я бухгалтер.
– Ах, вот как... Значит, дело с деньгами имеешь?
– Работа у меня такая.
– И на кого же ты работаешь?