Возле крыльца и впрямь переминался с ноги на ногу какой-то тщедушный усатый горожанин, судя по одеже и повадке, – не мастеровой, а из грамотных – писарь или навроде того. Он вопросительно посмотрел на Катрин, та кивнула на меня.
– Сударыня, – начал он, поравнявшись со мной, хриплым от волнения голосом, – господин узник велел передать мне, что ему требуется ваша помощь.
Помощь? В сердце захолонуло: что с ним, что?! В глазах посланца была тревога, ощущение подступающей беды и грядущей потери – при том, что после того сна я видела путь моего господина ровной нитью, ступая по которой, он знал, что делает, и куда приведет его предназначение. Выходит… он знал, что оно приведет его к беде, возможно – к гибели? И продолжал идти, не сбиваясь с шага.
– Он велел передать приказ… – начал горожанин.
– Погодите! – перебила я. – Сначала скажите, что там происходит?
– Его пытаются обвинить в государственной измене, - глаза писаря смотрели на меня в упор. – История повторяется… «И будет распят между двумя разбойниками», – он судорожно вздохнул. – Если мы не сможем его спасти, – и грош нам цена, если не сможем.
Я смотрела и видела: то, что говорил этот человек, было правдой. Абсолютной правдой, горькой, как желчь, светящейся своей неприкрытой наготой. Пытаясь лучше различить подробности по его чувствам, я повнимательнее вгляделась в лицо пражанина – и замерла на месте. Мир внезапно дрогнул, делаясь зыбким и ненадежным. Вместил в себя сразу несколько миров, – то, что не в силах ни воспринять, ни одолеть слабый человечий разум. Странный мир плыл перед глазами, дробясь на блики и отражения, то плавно, то быстро перетекающие одно в другое, туманящиеся, изменяющиеся… «Провидцы редко выживают. Зачастую сходят с ума и почти никогда не доживают до старости, – словно из тумана донесся до меня голос моего господина. – Иногда просто невозможно вместить все то, что может открыться, это непосильная нагрузка на мозг». Что ж, похоже, теперь я это понимала.
– Я должен передать вам его поручение, госпожа, – голос писаря отражался от бесчисленных пересекающихся граней, рассыпался на отдельные звуки. – Он просил сказать именно вам. Сказать…
Его слова многое значили здесь – и были пустым звуком там. О чем он? Клятва… Служба… Оповестить людей… Слова накрепко отпечатывались в моей памяти как однажды услышанный звук: крик птицы, вой ветра, журчание воды. Слова накладывались на слова, звуки на звуки, а сквозь этот день проступал другой – всплывал, как капелька масла на поверхности воды… Я видела: этот человек был знаком мне, более того: когда-то (или где-то?) в другом мире, на другой ветви он был мне родственником.
***
Вечер, просто обставленная комната, лучи заката в окошке, смущенное лицо паренька.
- Ты далеко собрался, Христиан? Что тут у тебя – друзья и кабак с музыкой?
- Я давно хотел сказать вам, мама… У меня есть невеста, я к ней и шел сейчас. Эта девушка - она необычная, прекрасная. Я хотел просить вашего благословения…
- Жениться?! В шестнадцать лет? Ты сдурел, сынок?
- Мама, вы не понимаете… Я боюсь не успеть. Боюсь, что она не доживет. Она так хочет быть счастливой: чтобы свадьба, белое платье, вместе долго и счастливо...
Утро, бедное предместье, маленький домик с чахлым садом, тощий писарь в потертом платье и латаных башмаках, его умаявшаяся, с кругами вокруг глаз, женушка, дети мал мала меньше и старшая – светловолосая, тощенькая и прозрачная, как грошовая свечка. Ведьма, рожденная ведьма – только без приживника, с детства страдающая падучей и тихо угасающая… «Мне так жаль ее, матушка».
Ее звали Эрмина – милая девочка, будущая графиня, мой шанс уйти достойно.
Во время помолвки ее отец странно смотрел на меня, не понимая и не до конца веря тому, что происходит. Тонкое серебряное колечко на пальце его больной дочери, светящиеся от счастья глаза ее жениха – богатого наследника старинного рода, внимательный взгляд будущей свекрови – суровой вдовы в глухом черном платье, к какой и подойти-то страшно.
Нож в моей руке, длинные тонкие пальцы Эрмины, касающиеся стали. «Крепче, крепче держись! Бери, что даю тебе. Бери да помни». Никто ничего не понял, ни о чем не догадался. Согнутая в низком поклоне спина писаря. «Прощайте, сударыня»…**