Он смотрит на меня в упор, – и пламя вспыхивает мне навстречу.
– Освобождения от обетов недостаточно, – они должны стать поистине невидимыми. Да, затаиться на время, слиться с фоном, но этого мало: охота давно открыта, и слишком многие ищут нас. С разными целями: убить, пленить, заставить служить себе… не важно. К этому моменту слишком многие поняли, что такие, как мы, могут нести большую угрозу… или большие возможности, – а потому охоту, хоть и с разными целями, ведут и те, и другие. Я же хочу сделать так, чтобы мир позабыл о нас. Чтобы считали нас легендой, сказанием, возможно, чьей-то сознательной дезинформацией или тем, что было когда-то давно и больше не вернется. Для этого не придется менять прошлое из будущего, нанося удар по критической точке: не знаю даже, возможно ли найти точку приложения сил, чтобы подтолкнуть катящийся шар – или придется рвать жилы, чтобы сдвинуть гору. Это может оказаться усилием на грани: никто из нас не справится поодиночке. Помнишь, ты говорила: ведьмин круг, объединение частей в целое?
– Мы сможем, господин мой, – прошептала я. – Если вы стоите со мной рядом, я всемогуща.
Он улыбнулся, как улыбаются перед боем, из которого можно не вернуться: все равно уже ничего не изменить, и нет ничего между нами и нашим долгом, мы сделаем все возможное, чтобы победить и выжить, но иногда бывает так, что остается только победить. «Обними меня перед этой битвой, – кричало мое сердце. – Пожалуйста, дай мне единственный миг счастья, ради которого… Кто бы ни берег мою душу в небе и тело на земле, для меня нет иного бога, кроме тебя! Я пойду и сделаю, и не побегу перед многими врагами, пересеку земли и переплыву моря, чтобы идти и сражаться. За тебя, мой магистр. Я никогда не буду свободна от клятвы, с которой пришла в этот мир. Что бы ни было, сейчас мы вместе – только вдвоем, как бывало, спина к спине…»
Мы должны были объединить усилия, глядя на один и тот же символ: все, что было у него с собой – это распятие, что когда-то было талисманом его Утехи, ее памятью о матери и странствиях с нею, а значит, я должна буду смотреть на такое же. Лучше всего было пойти для ворожбы в церковь, – эта мысль была уже моей: я рассудила, что из Божьего храма Бог лучше услышит нас, да и люди тоже.
...Брат мой, в этом мире есть люди, которые услышат твой голос за тридевять верст, и ты даже не представляешь, сколько их – таких людей – во всех мирах. Сколько тех, кто верен, кто готов и сможет отозваться…
«Это может быть опасным, и я боюсь за тебя, – в его глазах стыла тревога. – Ты вечно ходишь по краю». «Пора бы вам уж попривыкнуть, – я улыбалась, глядя в любимые полночные глаза, хотя от страха и волнения у меня зуб на зуб не попадал. – Сами-то не по краю разве?» Я боялась, что не справлюсь, но от того, что он задумал для себя, мое сердце превращалось в испуганную птицу, бьющуюся о ребра, как о прутья клетки.
«Я не могу делать ничего серьезного отсюда, из камеры. Инквизиция действительно знала толк в содержании колдунов в застенках: этот металл словно давит на меня, не позволяя вздохнуть свободно. Но мое дело сдвинулось с мертвой точки, чем я и собираюсь воспользоваться: думаю, через несколько дней меня вызовут на допрос. Кандалы оставят, но они – ерунда по сравнению с этим, – граф кивнул на свинцовую полосу, опоясывающую стены. – Допрос наверняка будет долгим: меня пытаются обвинить в государственной измене, им нужны подробности и сведения о сообщниках, – и вряд ли у кого вызовет серьезное подозрение мое странное поведение или помрачение сознания. Наш друг Людвиг, которого я устал убеждать в том, что я не являюсь вернувшимся Спасителем, узнает о времени и сообщит о нем тебе… Кветушка, я умоляю: не иди в церковь, – толпа бывает жестока».
«Нет уж, – усмехалась я. – Я вершитель, помните? Половина работы на мне: я ведь для этого рождена и долго готовилась». «Героиня, – его глаза были серьезными и грустными. – Героиня не книги, но жизни. Спасение мира и мое спасение, откуда бы ты не явилась, – ты послана небом». «Да что вы мелете, никем я не послана, я просто… к вам пришла». – «Спасибо, что смогла дойти». – «Вы это уже говорили… Помните, в Баварии, на границе, когда мы искали, куда ушел Зденек. Звезды были огромные, с кулак, вы посмотрели и сказали: кажется, я знаю, что делать. Я тогда поняла, что вы всегда найдете путь, – даже если его нет. А потом – помните? – мы точно так же, как сейчас, разговаривали и соображали, как и что будем делать. Вырабатывали план действий – наверно полночи, не меньше. Тогда мы смогли со всем справиться – так и сейчас». – «Ты знаешь, чего мне не хватало все это время, Кветка? Разговоров с тобой. Обычных дружеских разговоров».