«Господи! – в отчаянии думает старый граф. – За что, Господи? Его-то за что?!»
В глубине души он знает, что вопрос не имеет смысла: просто сын слишком похож на свою покойную мать. Ванда прожила тридцать лет, господи, всего тридцать!..
Теперь он жив ее памятью.
Глава 33. ТЫ СВЯЩЕННА
Этот сон не был кошмаром из той, другой, жизни: они случались все чаще, он даже успел как-то к ним привыкнуть. Зато к таким вот снам совершенно иной природы он привычки не имел, – да и возможна ли здесь привычка?
Зеркало отражает бледное лицо, покрытый испариной лоб.
«Я еще более ужасный человек, чем я думал, – произносит он хриплым шепотом. – Мало того, что убийца, – еще и прелюбодей. Разумеется, наяву я не прикоснусь к ней, но… но… Святое Евангелие не станет врать: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем».
Сон отступал. Таял. Ему хотелось одновременно с облегчением сказать: «Слава Богу» – и прокричать вслед: «Не уходи!»
«Может, я влюбился? – говорит он себе. – Но… Так не должно быть! Разве поступил бы так Тристан с Изольдой, Эрик с Энидой?.. Боже, если бы она узнала про это видение, я бы, наверно, лишил себя жизни – только бы не смотреть в ее лицо. Она, золотая дева, она, моя названная сестра. Она не позволяла думать о себе… вот так. Не давала мне никакого права видеть такие сны…»
Но синие глаза сияющей богини в его сне говорили совершенно иное… Ворожили так, что ум заходил за разум, а разум тоже где-то терялся. Ее отчаянные глаза, ее нежные губы и ласковые руки, ее волосы, ее теплая кожа…
«Влюблен, – повторяет он. – Не в нее – в ее будущее. Вот именно такой она и вырастет – стоит подождать лет пять-шесть (целую вечность!), а потом попросить ее руки или прислать сватов… как это обычно делается?.. Обвенчаться и жить долго и счастливо, и время от времени повторять вот такие моменты… Нет, господи! Нет, нет и еще раз нет. Смерть ходит за мной по пятам, я медленно схожу с ума, а она… Мы добрые друзья, она непременно влюбится в ответ, как только станет старше, – и тогда она сгорит, как та бабочка. Пока я в одиночку дерусь со своими призраками, – это одно, а если в это полезет еще и она… Она храбрая – даже больше, чем надо, так что все может закончиться хуже некуда: я же видел… Не смей влюбляться в нее, просто не смей, ясно?! Пусть выходит замуж за кого-то еще, с кем ей не будет так опасно. И пусть… пусть верит, что мир прекрасен. Когда она в это верит, – она так улыбается…»
Улыбка золотой девы снова всплывает со дна памяти, где он безуспешно пытался ее утопить. Такая прекрасная. Такая нежная. Ее губы шептали его имя…
«Не смей и думать об этом, черт побери!»
Юноша хватает лежащий на столе нож и проводит лезвием по запястью. Боль, как обычно, отрезвляет.
***
Роса, вспыхивающая на травах россыпями драгоценных камней чуть в стороне, – там, где ее не закрывает от солнца тень великого дуба, перекличка птиц – внизу, среди укрытых тенью деревьев: сюда, на Шрекенштайн, солнце приходит раньше, чем в любое другое место во всем лесу. Исцарапанные пальцы поверх недочитанной строчки, сладковатый сок закушенной в зубах травинки.
– О чем ты хотела спросить, ведьмочка? Не всему стоит верить: мандрагора не кричит, а посох из бузины не охранит от хищников, если ты не бог весть какой силач…
– Нет. Я о другом… Это правда, что Бог не испытывает нас? Что он нас просто… любит? За просто так? Даже ведьм?
«Может, кого и за просто так, – думает юноша. – Тебя – уж точно. А я – слишком много нагрешил в тех, других, жизнях».
– Да. Это даже не подлежит сомнению, – говорит он вслух.
Улыбка девочки вспыхивает ярче росы под солнцем, ее загорелая ладонь переворачивает страницу.
Юноша прищуривает глаза и видит на самом краю зрения сияющую фигуру, что замерла в луче солнца у зарослей, покрывающих склон. Фигуру девушки в старом латаном плаще, с арбалетом в опущенной руке, увенчанную короной, что сплелась из солнечных лучей, засохших стеблей омелы и рыжих прядей. Слышит песню, длинную, как жизнь, что прожита в счастье и гармонии с миром. Видит свою руку с зажатым в ней пером, которое выводит среди переплетения нарисованных трав одно слово: Deam. Моя богиня. Девчонка следит за его взглядом… Нет, она ничего не видит. Это видение – только его, потому что…