– Ну, для физического здоровья я вам подробно все распишу. А от сердечных ран таблеток, увы, нет.
– Спасибо, Семен Петрович, – заговаривает Стальнов. – Идемте, в кабинете будет удобнее...
Больше я не могу разобрать слов, по шагам понимаю, что они уходят.
Поворачиваюсь на бок, плотнее закутываясь в одеяло. Хотя оно и ощущается как-то странно. Всхлипываю, и снова слезы текут бесконечным ручьем. Судорожно вздыхаю.
Головная боль начинает отпускать. Уже не кажется, что моя голова вот-вот расколется. А вот в душе... Там все болит и кровоточит. Прав доктор – от сердечных ран лекарств нет.
Но в новый виток рыданий я упасть не успеваю, уплываю в сон, из которого силюсь вырваться. Потому что мне там холодно. Одиноко и страшно. Но в какой-то момент становится тепло и спокойно. Я расслабляюсь и окончательно проваливаюсь в бархатную манящую темноту.
Второй раз медленно прихожу в себя. Голова не разрывается, но глаза все равно разлепляю с трудом. В комнате темнота, лишь на тумбе неярко горит ночник. Очень хочется в туалет и умыться. Но и страшно высунуть нос из комнаты.
Откидываю одеяло и спускаю ноги на пол, чувствуя стопами мягкий ковер. Поднимаюсь, и меня чуть пошатывает. Только сейчас замечаю, что на мне не платье. Футболка. Большая футболка, сползающая на одно плечо. Оттягиваю белую ткань.
Я в ступоре. На мне футболка Стальнова? А кто меня переодевал? Тоже он?
Эта сшибающая мысль на мгновение затмевает собой все остальные. Прикусываю губу. Мне ужасно неловко. А еще я не понимаю – зачем. Зачем Стальнов это все делает?
Подхожу к двери, которая до половины приоткрыта. В коридоре тоже неярко святят торшеры. По глазам не бьет, но вполне достаточно, чтобы никуда не вписаться в темноте. Замираю в дверях, потому что не представляю, куда идти. В этом коридоре куча дверей.
Делаю шаг и замираю, из-за поворота в коридор входит Стальнов. Тоже делает шаг и останавливается. У него в руках чашка.
– Что-то случилось? – спрашивает совершенно спокойно.
– В туалет, – выдавливаю из себя ответ, краснея.
– В конце коридора последняя дверь по твоей стороне, – отвечает, рукой указывая направление.
– С-спасибо, – выдыхаю и спешу скрыться. Едва себя по рукам не бью, чтобы не пытаться натянуть футболку ниже.
Выдыхаю, скрывшись в ванной. Свет включается автоматически и бьет по глазам. Зажмуриваюсь и даже лицо руками закрываю. Осторожно открываю один глаз. Потом второй.
Ванная просто ослепляет блеском и роскошью.
Но сейчас меня интересует один конкретный предмет. А потом подхожу к раковине. И закрываю рот руками, чтобы не переполошить никого своим криком. От испуга сердце подпрыгивает к горлу и начинает стучать в бешеном ритме. Я даже не сразу понимаю, что это я. Это мое отражение!
Зато теперь понятно, почему так трудно разлепить глаза. Отекшее от рыданий лицо, опухшие глаза, слипшаяся тушь и страшными кругами размазанные тени. И губы как два вареника. Волосы тоже выглядят не лучше.
Мной можно не только детишек пугать, но и взрослых.
Включаю воду и беру в руки мыло. Знаю, что положено для снятия макияжа пользоваться всякими пенками, мицеляркой и вот этим всем, только мне и обычное мыло сойдет. Нужно убрать с лица эту жуть. Глаза и так уже чешутся, а кожа зудит.
Намыливаю лицо, тру глаза, смывая всю эту краску. Так и с моей жизни облезла вся эта краска кажущегося счастья.
Упираюсь руками в края раковины и дышу-дышу-дышу, глотая слезы. Какой-то нескончаемый фонтан. Новому потоку слез не дает пролиться стук в дверь и голос.
– Дарина, все хорошо? – обеспокоенно спрашивает Стальнов. – Ответь, или я войду.
– Минутку! – кричу.
– Я за дверью, – сообщает Стальнов.
– Не нужно.
– Я подожду.
Понимаю, что спорить бесполезно. Делаю воду холодной и еще раз умываюсь. Кое-как приглаживаю волосы. От страха и смущения перед Стальновым даже плакать расхотелось. Этот мужчина пугает, обескураживает и заставляет трепетать.
Бросаю еще один взгляд в зеркало. Маска жуткого клоуна смыта, но отеки и краснота на месте. Резко выдохнув, иду на выход из ванной, чтобы, распахнув дверь, нос к носу столкнуться со Стальновым.