— Мы должны добиться для него ордена, — сказал Ги. — Отправь письмо министру иностранных дел...
— Ги, не говори чепухи.
— Нет, я серьёзно. Вот, возьми. — Он подошёл к письменному столу, дал ей перо с бумагой и стал расхаживать по комнате под её хихиканье.
— Начни так: «Господин министр». Нет, так не надо. «Мой дорогой друг. Я пишу вам по поводу месье Андре Леконта дю Нуи, французского архитектора, состоящего в течение...» Сколько лет он уже там работает?
— Точно не помню.
— Ничего. Продолжай: «...в течение нескольких последних лет на службе у румынского правительства в связи с важным художественным проектом. Румынский король недавно высказал мнение, что месье Леконта дю Нуи следует наградить орденом Почётного легиона. Не мне говорить о талантах этого... э... художника и учёного, крупнейшего специалиста нашего времени по византийской архитектуре, он реставрировал с мастерством, лестным для французской национальной гордости...» Он ведь реставрировал что-то, так?
Эрмина не могла говорить, потому что давилась от смеха, и покачала головой.
— «...самые прекрасные памятники этого стиля в Румынском королевстве. Я лишь хочу попросить вас, дорогой мой друг, любезно позаботиться, чтобы присвоению этой награды было уделено особое внимание. Этот человек является одним из моих добрых друзей». — Ги с торжествующим видом повернулся. — Ну, вот и всё!
Эрмина, смаргивая навернувшиеся от смеха слёзы, дописала последние слова.
— Должна сказать, — заметила она, — ситуация несколько пикантная.
Лицо её внезапно осунулось, она уронила листы бумаги и стала сползать с дивана. Ги едва успел её подхватить.
— Эрмина!
Ги приподнял женщину. Она сильно побледнела. Он уложил её на диван, поднёс ко рту стакан с водой, но вода пролилась на подбородок. Лежала Эрмина неподвижно, без сознания, пульс бился слабо. Ги потёр ей виски и дал понюхать ароматической соли. Безрезультатно.
— Франсуа!
Ги взглянул на часы; без четверти час. Франсуа спал снаружи, в надстройке вытащенной на берег лодки. Ги выбежал и забарабанил в дверь.
— Франсуа, на помощь, быстрее!
Послышались тяжёлые шаги, появилась голова Франсуа в ночном колпаке.
— Быстрее! Мадам дю Нуи плохо.
Но и Франсуа не сумел привести её в чувство. Пробило час.
— Господи, Франсуа, мы должны помочь ей.
Охваченный тревогой Ги склонился над Эрминой.
Франсуа пощупал у неё пульс и взглянул на хозяина. Хороший слуга понимал, какую неловкость она будет испытывать, если хотя бы врач обнаружит её здесь в подобных обстоятельствах.
— Франсуа, сходи за мадам Клем, — сказал Ги.
— Сейчас, месье.
Слуга торопливо вышел. Ги опустился на колени у дивана; дыхание Эрмины было слабым, но ровным. Бедная Клем, это причинит ей боль. Она знала об Эрмине; но ставить её в положение, которое может показаться ей оскорбительным, Ги не хотел. Это было всё равно что сказать ей: «Прошу тебя помочь этой женщине, как видишь, моей любовнице, более любимой, чем ты».
Теперь Ги горько сожалел, что послал за ней. Было ещё не поздно — он мог бы не допустить её прихода, придумать какую-то отговорку для Франсуа. Нет, нет, на это придётся пойти.
Когда у двери послышались их шаги, Эрмина не шевельнулась. Клем вошла уверенно.
— Привет, Ги. — Потом увидела на диване Эрмину. — Ой, бедняжка!
— Клем, спасибо, что пришла.
Клементина опустилась на колени и стала оказывать Эрмине помощь. Она принесла сумочку с лекарствами и, очевидно, чудодейственное средство — металлическое кольцо, которым стала водить по коже Эрмины над самым сердцем. Держалась она спокойно, уверенно.
— Что-нибудь серьёзное? — спросил Ги.
— Сердечный приступ. Она приходит в себя, видишь?
Эрмина, всё ещё бледная, шевельнулась. С трудом приподняла веки, увидела Клем, Ги, стоящего у неё за спиной, и зашевелила губами, пытаясь что-то сказать.
— Ничего не говорите, — сказала Клем. — Лежите спокойно. Скоро вам станет лучше. — И повернулась к Ги. — Укрой её. Ей нельзя мёрзнуть.
Двадцать минут спустя они стояли у ворот в бледном звёздном свете, Франсуа пошёл за лошадью и рессорной коляской.
— Спасибо, Клем. — Ги взял её за руки. — Я не попросил бы тебя прийти, если бы не полагался на твою душевность.