Франсуа проснулся от какого-то шума. Глянул на свои часы — без четверти два. Скверное время. Поняв — что-то случилось, он выбежал на лестничную клетку и отпрянул. Хозяин стоял на верху лестницы, из широкого пореза на горле лилась кровь. В руке у него была бритва.
— Месье, Боже мой, что вы наделали?
Он бросился к Ги.
— Видишь, Франсуа, перерезал горло. Это полнейшее безумие.
— Месье де Мопассан, добрый мой хозяин!
Франсуа обхватил его и позвал Раймона. Через минуту тот появился, смертельно бледный. Они отвели Ги в спальню и уложили на кровать.
— Раймон, за доктором Валькуром. Быстрее.
Раймон выбежал. Франсуа стал пытаться остановить кровь. Раймон вернулся с врачом через двадцать минут. Врач держался спокойно, уверенно.
— Подержите лампу. — Он сунул её Франсуа в дрожащие руки. — Теперь, Раймон, держите своего хозяина. Покрепче. Изо всех сил. Не давайте ему шевельнуться.
Раймон с дрожью смотрел, как доктор очищает рану и накладывает швы.
Покончив с этим, врач оставил указания на ночь и удалился. Ги поглядел на стоявших у кровати.
— Франсуа, Раймон, простите за такое беспокойство.
— Месье, ничего не говорите, пожалуйста.
Ги протянул руку, они оба взяли её.
— Я хочу попросить у вас прощения. Прощаете вы меня?
— Нам не за что прощать вас, месье.
Франсуа сел возле него.
— Вы поправитесь, месье. Через несколько недель это будет забыто. Непременно, месье, непременно, непременно.
Слуга повторил это слово несколько раз и решил, что оно подействовало благотворно; Ги взглянул на него с надеждой.
— Думайте о «Милом друге», о своей книге, о всех прекрасных вещах, про которые нужно писать, месье...
— Да, Франсуа, писать...
Наконец Ги повернулся и заснул. Смертельно бледный Раймон опёрся о спинку кровати. Франсуа сказал ему:
— Выпей немного рому. Придёшь в себя.
Раймон кивнул и отвернулся. Рыдания сотрясали его. Он не мог говорить.
Они оба остались с хозяином. Ги положил ладонь на руку Франсуа, и тот боялся пошевелиться, чтобы не разбудить спящего. И слуга, и матрос молчали. Сидя в тусклом свете лампы они думали об этом непоправимом несчастье. Франсуа хотелось, чтобы всё окончилось сейчас, чтобы жизнь хозяина прекратилась. Потом он внушил себе надежду; уверил себя, что хозяин его не совсем сошёл с ума, так как понял, что причинил себе вред, что дух его не умер — значит, надежда ещё есть. Он убедил себя, что сумеет помочь хозяину вернуть здоровье, и это ужасное событие со временем забудется. Не может быть, чтобы хозяин его так умер, раз всего два дня назад он говорил ясно, рассказывал истории о феканском монахе и прочие. Да и телом он ещё крепок.
В восемь утра Ги проснулся. Франсуа показалось, что выглядит он лучше. Пришёл Бернар и, увидев больного, вздрогнул. Франсуа потрогал руку хозяина — нет ли температуры. Рука была прохладной. Принёс яиц всмятку и накормил его. Потом Ги весь день бессильно лежал, равнодушный к тому, что происходит вокруг.
В час дня приехала мадам Арнуа де Бланг. Мадам де Мопассан слегла при вести о случившемся, и за ней ухаживала Мария-Тереза. Когда мадам де Бланг вышла из спальни, Франсуа увидел на ночном столике телеграмму. Поглядел на текст. Ноэми слала Ги новогодние пожелания. Франсуа ощутил, как в его душе закипает гнев. Ну и женщина! Сколько зла она причинила хозяину, преследуя его. Он сжал кулаки. Рок ли случившееся, естественное стечение обстоятельств или тайные деяния злых сил? Почему эти добрые пожелания от самого жестокого врага пришли именно в ту минуту, когда мозг его хозяина вышел из строя? Он оглядел комнату. Около восьми часов вечера его хозяин проснулся и внезапно сел.
— Франсуа, — взволнованно закричал он, — ты готов? Мы уезжаем. Объявлена война!
— Мы едем только завтра утром, месье, — мягко сказал Франсуа. — Отдыхайте. Спите.