— Послушайте, — обратилась к продавцу старуха с неприятным лицом. — Послушайте, торговец крысами. Видели вы это?
И, протянув ему газету, захихикала. Там был большой рисунок с подписью «Крыс есть опасно». Из широко раскрытого рта человека торчали ноги голодного кота. А Дебо, мясник с бульвара Османн, продавал двух слонов из зоопарка, Кастора и Поллукса. Ги вспомнил, что недавно он же нашёл покупателей на других животных — казуара, трёх оленей, с полдюжины яков, нескольких зебр и чёрного лебедя.
Потом в четверг 26 января — сто тридцатый день осады — грохот обстрела внезапно стих. Все высыпали на улицы. От толп волнами расходился крик: «Капитуляция... капитуляция! Это конец!»
Декабрьское солнце неярко светило, когда Ги поднялся от пляжа в Этрета и остановился на дорожке поговорить с Альбером Тарбе. Месяцы немецкой оккупации кончились, и после демобилизации в сентябре он бездельничал.
— Слегка подремонтировать, и судёнышко будет на славу, — говорил Альбер — они нашли продажный вельбот.
— Ги-и!
Молодой человек оглянулся — его звала мать. Он попрощался с Альбером, вошёл в дом-и обнаружил там отца. Его это неприятно удивило.
Месье де Мопассан пожал сыну руку и стал вертеть головой, словно воротник жал ему шею. Это было признаком раздражения. Минут через пять он и мадам де Мопассан закрылись в маленькой задней комнате. Ги расхаживал по дому с неприязненным чувством; встреча родителей почему-то напомнила ему давнюю сцену в аллее. Вошёл Эрве.
— Что случилось?
— Ничего. Здесь отец.
— Да, я знаю.
В эту минуту мадам де Мопассан позвала от двери:
— Ги, зайди сюда.
Отец стоял спиной к ним, глядя в окно. Мать сказала:
— Думаю, тебе самому нужно выслушать то, что говорит твой отец. Гюстав, скажи ему, пожалуйста.
Месье де Мопассан повернулся и разгладил усы.
— У дедушки Жюля серьёзные деловые затруднения. Я уже сказал твоей матери, что буду вынужден... сократить денежное пособие.
— Вот как... дела очень плохи?
— Дедушка буквально разорён. Ему пришлось продать Невиль-Шан-д’Уазель. В результате я лишился доходов — почти полностью. У меня есть кое-какая собственность, приносящая немного денег. Очень немного.
— И ничего нельзя поделать? — спросил Ги.
— Ничего. — Месье де Мопассан снова завертел головой. Прошёлся по комнате и вернулся к окну. — Мне пятьдесят лет. Надо подыскать какую-то работу.
Всю жизнь он занимался только тем, что писал любительские акварели и стишки.
— Боюсь, тебе придётся бросить учёбу, — мягко сказала мать. — К сожалению, денег на неё у нас не хватит.
Месье де Мопассан раздражённо хмыкнул.
— Я хлопочу о месте для тебя в морском министерстве, в службе снабжения. Адмирал Пре де Бюи — мой друг. Не сомневаюсь, что ты сможешь поступить туда в самое ближайшее время.
— Понятно.
Ги пришёл в ужас. Заниматься канцелярской работой — в морском или каком-то ещё министерстве — ему меньше всего хотелось. Два смертельных врага души — иерархия и рутина — сокрушат его надежды, воображение, свободу. Он представил себе мучительный путь по шести ступеням чиновной лестницы младших служащих. Возможно, удастся стать чиновником первого класса и наконец седому, полысевшему, близорукому, ничего не видевшему в жизни, кроме министерства, получить (если повезёт) вожделенную должность суперинтенданта, держаться за неё несколько месяцев, потом выйти в отставку и вскоре умереть от изнурения.
— Надеюсь, ты понимаешь, что это благоприятная возможность? — спросил отец.
— Да, папа.
— Поначалу, разумеется, ты не будешь официально оформлен. Станешь работать без жалованья. Но главное — зацепиться. В министерстве главную роль играет то, что ты свой. Тем временем, — месье де Мопассан облегчённо вздохнул, — мне придётся платить тебе пособие. Больше ста тридцати франков в месяц не смогу. Иногда будет и меньше.
— Хорошо, папа.
На эти деньги можно едва сводить концы с концами.
Говорить больше стало не о чем. Они в довольно напряжённой атмосфере попили чаю; мадам де Мопассан отозвала мужа в сторону минут на двадцать, потом он ушёл. Вечером после обеда она сказала Ги:
— Бедный твой отец! Не будь он таким никчёмным, думаю, он стал бы оказывать тебе помощь.
— Этот «очень небольшой доход», который у него остался, видимо, уже предназначен для мадемуазель Фифи и Нонош. Он ухитрялся находить их даже во время осады.