Бурже бы потрясён.
— Господи Боже — ну и создание!
— Матушка Тето? Она добра, как голубка. У неё было пять мужей, старина. И все любили её. Последний был учителем.
Бурже передёрнуло. Ги громко захохотал.
— И все эти письма от женщин?
— Не знаю. Давай посмотрим.
Протянув руку, Ги взял одно письмо и вскрыл. Пробежал глазами страницу, перевернул листок другой стороной, потом прочёл вслух: «...так тронута замечательным пониманием женского сердца в вашем романе «Жизнь», что теперь знаю — вы тот мужчина, которого я ждала». Напрашивается на свидание.
Он бросил письмо Бурже.
— Если хочешь попытать счастья, сходи.
— Как?
Ги вскрыл другое.
— То же самое.
Бросил и его. Бурже взял письма с выражением восхищения и страха на лице.
— Вот наконец приличное, — сказал Ги, вскрыв ещё одно. — Принцесса Матильда, Суаре, двадцать десятое мая. Давай, Бурже, распечатывай. Вдруг какое-то заинтересует тебя. — Увидел, что тот смутился. — Ещё кофе?
— Спасибо.
Бурже подлил себе кофе и взял письмо.
— Смотри, какая игривость. — Ги показал фотографию женщины в трико, бросил её Бурже и развернул письмо, лежавшее в том же конверте. — Это, дорогой друг, Эфазия Пюжоль, она — погоди-ка — владелица кафе и особняка на улице Гамбетта, предпочитает брюнетов и стремится «к большему, чем просто дружба».
— Господи!
После паузы Бурже сказал:
— Вот этого я просто не понимаю. — Он слегка покраснел. — Здесь на бумаге вытиснена графская корона. Подписала письмо некая Лейла, она сообщает, что в четверг в пять будет под большими часами на вокзале Сен-Лазар!
— Аристократка!
Бурже допил кофе и через минуту объявил:
— Мне пора. Ты идёшь?
— Да. Подожди меня.
Стояло солнечное майское утро. Они шли, разговаривая на ходу. Бурже любил поговорить. Ги знал, что его друг пробивается в светское общество; он обладал талантом и стремился к успеху. Расстались они на бульваре Османн. Ги хотел поговорить с Аваром о своей новой книге «Рассказы вальдшнепа» и подарочном издании «Жизни». Мадемуазель Гинье, большезубая помощница издателя, спросила:
— Месье де Мопассан, вам не встретился фиакр?
— Фиакр?
— Да. Он был здесь с полчаса назад. Кучер сказал, что его отправил за вами ваш брат по срочному делу. Я послала кучера на улицу Дюлон.
— Видимо, я разминулся с ним.
— На всякий случай он оставил адрес: Нейли, улица Пишегрю, двадцать три.
— Спасибо, — сказал Ги. — Передайте Авару, что я загляну попозже.
Он торопливо вышел и вскочил в первый же кабриолет. Его охватило беспокойство; опять Эрве вляпался в какую-то неприятность, да и делать ему в Париже было нечего. Полк его находился в Бурже. Улица Пишегрю состояла из небольших домов, двадцать третий был с садом. Ги велел кучеру подождать и позвонил. Грузная горничная встретила Ги и проводила в красиво обставленную комнату.
— Подождите, пожалуйста, минутку, месье, — сказала она и вышла.
Ги оглядел светлую комнату с зеркалами, с восточными статуэтками и посудой в шкафах. Было тихо, Ги не слышал ни звука. Через минуту дверь открылась, вошла рослая, крашенная под блондинку женщина с накидкой из розовой вуали поверх платья и протянула руку.
— Дорогой друг, очень любезно с вашей стороны, что вы приехали.
Ей было около сорока лет. Она поджала губы, подошла к нему, благоухая духами, и взяла за руку.
— Давайте присядем.
— Мадам.
Он хотел поклониться, но женщина тянула его к дивану, чуть ли не прижимаясь щекой к его лицу.
— Знаете, ваш роман очень жесток. Не могу поверить, что вы в душе находите жизнь такой суровой, лишённой нежности. Каждая женщина знает — да, знает, — что может добиться её от мужчины.
Ги поглядел на неё. Она не выпускала его руки.
— Не говорите мне, что вы ожесточились. Нет, нет, дорогой друг, вы молоды, в расцвете сил. Очень любезно с вашей стороны так откликнуться на мою записку, я хотела пригласить вас...
— Мне передали, что здесь мой брат, — сказал Ги.
— Ах да. — Она жеманно улыбнулась, глянув на него из-под ресниц, и погладила по колену. — И вы сразу же догадались, что это шутка. Проницательность светского человека, который...
— Шутка?
Она вновь жеманно улыбнулась и прижалась к нему плечом. Ги заметил, что накидка умышленно распахнута на её груди. И в раздражении поднялся.