Он кивнул. Бросил последний взгляд на несчастную Лелию, развернулся и, понурив голову, пошел к лифту.
Лелия стонала и старалась удержаться за меня, чтобы не упасть, отчего я сам чуть не терял равновесие. Иногда она на несколько секунд замолкала и даже переставала дышать, и тогда я крепче прижимал ее к себе, начинал разговаривать с ней, машинально гладил ее сильными повторяющимися движениями, на что она отвечала низкими утробными звуками, криками и проклятиями. Из проезжающей мимо уборочной машины выглянул водитель и поехал дальше.
— Вы «скорую» вызвали? — быстро спросил я.
Она кивнула и поморщилась.
— Сосед.
— Все хорошо, дорогая, все хорошо, — стал успокаивать ее я.
— Я так рада, что ты пришел, — едва слышно сказала она, не поднимая головы. — Ты мне был очень нужен. Ричард, ребенок… сколько уже недель?
Она подняла на меня умоляющий и беспомощный взгляд. Я не понял, что она имеет в виду.
— Где же они? — нетерпеливо сказал я, глядя по сторонам и прикидывая, смогу ли я сбегать за своей машиной. — Давай вызовем такси.
Пока я кое-как набирал нужный номер на мобильнике, она отвернулась к двери, я погладил ее по спине. Ниже по улице показалась машина с оранжевым огоньком, она притормозила, чтобы развернуться.
— Такси! — отчаянно закричал я. Вставил в рот пальцы и пронзительно свистнул. Оранжевый огонек погас, и машина подъехала к нам.
Я торопливо усадил Лелию на заднее сиденье, не обращая внимания на недовольные взгляды водителя, и включил кондиционер на холодный воздух.
Она сползла с сиденья на пол, цепляясь за меня, так что мне пришлось скрючиться рядом с ней. Она отвернулась и прислонилась к сиденью. Застонала.
— Знаю, знаю, — сочувственно сказал я. — Дорогая, ты такая смелая. Держись. Хорошая девочка. Такая смелая. Скоро приедем.
— Она бросила меня, — сказала Лелия, глядя на меня безумными глазами.
— Кто? А… — Мимо нас в противоположном направлении пронеслась машина «скорой помощи».
— Она… понимаешь… она бросила меня там. Одну. Не дала мне позвонить в больницу.
— Что?
— По-моему, она тоже не позвонила. Она могла же убить… ведь еще слишком рано… Как больно.
— Она знала, что ты рожаешь?
Лелия издала длинный хриплый крик вместо кивка, вжавшись головой в сиденье.
— Воняет. От этого сиденья воняет, — превозмогая боль, она повернулась ко мне.
Я поцеловал ее заплаканные щеки, обнял под мышками и вжался между ней и сиденьем. Мне хотелось слиться с ней телом, чтобы принять ее боль на себя.
— Она тебя оставила в таком состоянии? — прошипел я.
— Да, — ответила она.
Мои мысли, запущенные в одном направлении переменчивыми представлениями о реальности Сильвии, теперь с такой же сумасшедшей скоростью понеслись в обратную сторону, отчего я еще раз содрогнулся.
— Она сумасшедшая, она сумасшедшая, — мой голос едва не сорвался на фальцет.
Лелия собралась и, прижимаясь ко мне, села на корточки, схватила меня за руку, когда машина поворачивала. Водитель включил «Радио «Кэпитал»».
— Милая моя, мы уже подъезжаем, — говорил я, крепко сжимая в своих руках ее тело, стараясь облегчить ей вес, просунув свои колени у нее под ногами.
— Она сумасшедшая.
— Я знаю, я знаю.
— Почему тебя так долго не было? — Глазами, полными волнения и отчаяния, она посмотрела на меня. Ее голова билась о мое плечо.
— Она только что мне сказала.
— Где ты был?
— У реки. С ней…
— У реки? — бездумно переспросила она, новый крик уже готов был исторгнуться из нее.
— Она обманула меня. Но она уже ушла, ушла. Все. Больше мы ее не увидим.
— Мне было так страшно.
— Слышишь? Ее больше нет. Я больше никогда не буду с ней разговаривать. Она… мы больше ее не увидим, клянусь тебе. Извини.
— Обманула… — простонала она и покачнулась.
— Я знаю, любимая, — я снова подхватил ее под руки. — Она…
— Это ты обманул, — морщась от боли, слабым голосом сказала она. — Ты мне… изменял. Ты чертов… ты… Я была беременна.
— Да, — покачал головой я. — Извини…
— Чем вы занимались у реки? — гневно спросила она, цепляясь за меня руками. Глаза у нее широко раскрылись и казались испуганными.
— Я… — сказал я, посмотрел на пол, потом на нее, почувствовал, как на шее дернулся кадык. Она видела меня насквозь, даже несмотря на ужасную боль, она видела меня насквозь.