Харрисон мельком взглянул на мисс Каприз: коленки подтянуты к груди, лодыжки сомкнуты, веки опущены; руки покрыты легким загаром, но косточки пальцев, сжимавшие чехол, побелели. Густые ресницы опущены – совсем так, как в былые времена, когда они сидели на причале трейлер-парка, и она подставляла лицо солнцу.
Он помнил тот день, когда поймала краба: завизжав от радости, упустила сеть, краб вывалился и припустил в сторону прямо через ее ногу. Она же, издав восторженное: «Уууу-ух-тыыыы…» – плюхнулась спиной в воду.
И сейчас, под солнцем Атланты, Харрисон улыбался, вспоминая, как кидал камешки в воду и следил за их полетом. И его вовсе не удивляло, что теперь ему хотелось остаться здесь.
Глава 2
Итак, приступ паники случился прямо на глазах у Харрисона. Ах как досадно! Тру даже расплакалась, но это были слезы слабости и огорчения. Эти «неприятные эпизоды», как называл их доктор, невозможно предугадать. И каждый раз, когда случался очередной, – она была уверена, что еще немного и умрет. Она должна была просто дышать, чтобы остаться в живых, и на этот раз не стала зацикливаться на том, что произошло, – Харрисон видел ее и не в таких ситуациях. Тру вспомнился случай, когда она надела белые туфли до Пасхи или, еще хуже, когда добавила говядину в салат с цыпленком, которым так гордилась ее мама. Ей надлежало испытывать смущение, а она даже не покраснела. Да и с чего ей, собственно, краснеть?
Сейчас Харрисон выглядел как взъерошенный Бред Питт после разгульной ночи в каком-нибудь сомнительном заведении. Она смотрела на него и представляла, как его кулак врезается в скулу подвыпившего парня, и тот летит через стол, уставленный пивными кружками, вперемешку с покерными фишками и игральными картами.
Поймав ее взгляд, он вскинул бровь, стряхнул песок с обложки книги и протянул ее Тру. Она заметила тонкую вертикальную морщинку у него на лбу, прямо над носом, и поняла, что больше не может лгать себе. Втайне она была потрясена, что этот болезненный приступ увидел именно он, не репортер из «Энтертейнмент уикли», а мужчина, тот самый, который когда-то – ей было восемнадцать – довел ее до умопомрачительного экстаза. Ей было не по себе, оттого что она абсолютно потеряла контроль над своими чувствами, как и тогда…
Он так и остался единственным…
Да, именно так. Потому что такого никогда не случалось с Дабзом. Он не замечал, а Тру не придавала этому значения и пользовалась вибратором, пусть он и жалкая замена того, что должно происходить в реальности. Только реальность с Харрисоном можно назвать случайностью – это как семидесятипятипроцентная скидка в обувном магазине в тот самый день, когда собака сжевала твои самые лучшие туфли. Вполне непредсказуемая ситуация.
– Ты уверена, что не хочешь выпить? – ворвался в ее размышления голос Харрисона. – Может, сделаем маленькую остановку и выпьем пива?
– Нет, спасибо. – А то будет как в кино: после скандала в баре он наверняка поцелует девушку, прижав к стене, и его длинные золотисто-каштановые волосы, словно завеса, скроют их от чужих глаз.
– Тогда колу?
– Пожалуй… хотя… – Капелька пота нависла у нее над бровью, и она быстро смахнула ее. – Тебя обязательно кто-нибудь узнает, и тогда полетят в воздух куриные наггетсы, а матери поспешат засунуть детей в игровые комнаты, чтобы пообщаться с тобой. Я в порядке, Харрисон, спасибо.
– Надеюсь.
Он надел солнечные очки, а она подумала: «Больно, действительно больно смотреть на него – до того хорош!» – и опустила взгляд на свою книгу.
– Терпеть не могу, когда загибают уголки страниц или скручивают переплет в трубочку.
Харрисон пожал плечами:
– Тогда засунь ее назад под платье.
– Да, так и сделаю. – Тру понимала, что выглядит занудой, но стоит ли обращать внимание?
Тру внимательно посмотрела на него и засунула потрепанную книгу в вырез платья. Не очень удобно: как будто гиря повисла между грудями.
Лучше бы это была рука, большая теплая мужская рука.
– Вот так. Прекрасно. – Она опустила плечи и постаралась вернуться мыслями к Дабзу. У всегда чисто выбритого и обладающего всевозможными талантами и достатком Дабза были, увы, холодные руки. Но это у него наследственное от матери – Пенн Уэринг, представительницы пуританской части семьи.
– Через несколько лет печатные книги исчезнут – их заменят электронные, – сказал Харрисон и придержал дверцу, чтобы Тру могла сесть.
Она скользнула внутрь и взглянула на него. Как о многом хотелось расспросить… Как он живет, дерется ли, как раньше…
Много ли девушек перецеловал, с тех пор как уехал из Бискейна.
– Я отвезу тебя домой. – Усевшись на обитое кремовой кожей сиденье, он дал задний ход.