День догорает. Закат загорается.Шепотом, ропотом рощи полны.Новый восторг воскресает для жителейСказочной светлой свободной страны.
Ветра вечернего вздох замирающий.Полной луны переменчивый лик.Радость безумная. Грусть непонятная.Миг невозможного. Счастия миг.
Из книги «В безбрежности»
1895
Землю целуй, и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, всё люби, ищи восторга и исступления сего.
«Я мечтою ловил уходящие тени…»
Я мечтою ловил уходящие тени,Уходящие тени погасавшего дня,Я на башню всходил, и дрожали ступени,И дрожали ступени под ногой у меня.
И чем выше я шел, тем ясней рисовались,Тем ясней рисовались очертанья вдали,И какие-то звуки вокруг раздавались,Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,И сияньем прощальным как будто ласкали,Словно нежно ласкали отуманенный взор.
А внизу подо мною уж ночь наступила,Уже ночь наступила для уснувшей Земли,Для меня же блистало дневное светило,Огневое светило догорало вдали.
Я узнал, как ловить уходящие тени,Уходящие тени потускневшего дня,И всё выше я шел, и дрожали ступени,И дрожали ступени под ногой у меня.
Болотные лилии
Побледневшие, нежно-стыдливые,Распустились в болотной глушиБелых лилий цветы молчаливые,И вкруг них шелестят камыши.
Белых лилий цветы серебристыеВырастают с глубокого дна,Где не светят лучи золотистые,Где вода холодна и темна.
И не манят их страсти преступные,Их волненья к себе не зовут;Для нескромных очей недоступные,Для себя они только живут.
Проникаясь решимостью твердоюЖить мечтой и достичь высоты,Распускаются с пышностью гордоюБелых лилий немые цветы.
Расцветут и поблекнут, бесстрастные,Далеко от владений людских,И распустятся снова, прекрасные, –И никто не узнает о них.
Камыши
Полночной порою в болотной глушиЧуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.
О чем они шепчут? О чем говорят?Зачем огоньки между ними горят?
Мелькают, мигают – и снова их нет.И снова забрезжил блуждающий свет.
Полночной порой камыши шелестят.В них жабы гнездятся, в них змеи свистят.
В болоте дрожит умирающий лик.То месяц багровый печально поник.
И тиной запахло. И сырость ползет.Трясина заманит, сожмет, засосет.
«Кого? Для чего?» – камыши говорят.«Зачем огоньки между нами горят?»
Но месяц печальный безмолвно поник.Не знает. Склоняет всё ниже свой лик.
И вздох повторяя погибшей души,Тоскливо, бесшумно, шуршат камыши.
Лебедь
Заводь спит. Молчит вода зеркальная.Только там, где дремлют камыши,Чья-то песня слышится, печальная, Как последний вздох души.
Это плачет лебедь умирающий,Он с своим прошедшим говорит,А на небе вечер догорающий И горит и не горит.
Отчего так грустны эти жалобы?Отчего так бьется эта грудь?В этот миг душа его желала бы Невозвратное вернуть.
Все, чем жил с тревогой, с наслаждением,Все, на что надеялась любовь,Проскользнуло быстрым сновидением, Никогда не вспыхнет вновь.
Все, на чем печать непоправимого,Белый лебедь в этой песне слил,Точно он у озера родимого О прощении молил.
И когда блеснули звезды дальние,И когда туман вставал в глуши,Лебедь пел все тише, все печальнее, И шептались камыши.
Не живой он пел, а умирающий,Оттого он пел в предсмертный час,Что пред смертью, вечной, примиряющей, Видел правду в первый раз.
Ковыль
И. А. Бунину
Точно призрак умирающий,На степи ковыль качается,Смотрит месяц догорающий,Белой тучкой омрачается.
И блуждают тени смутныеПо пространству неоглядному,И непрочные, минутные,Что-то шепчут ветру жадному.
И мерцание мелькнувшееИсчезает за туманами;Утонувшее минувшееВозникает над курганами.