Я с досадой отодвинула стакан. Сама виновата – зачем кое-как надела шапочку? Но я знала о молоке столько хорошего! Мне ли выливать его? Жалко. Куда же девать?
В дверь постучали, и вошли оба гостя – Петр Петрович и Таня. Я так и встретила их с бутылкой в руках.
Зоркий глаз Петра Петровича тотчас углядел, что случилось с молоком.
– Ага! Значит, и у знатоков оно портится,- лукаво пробормотал он.
Таня решила заступиться за меня и перевести разговор на другое.
– Какая у вас рубашка красивая! – сказала она художнику. – Может быть, это моей мамы работа. Такую материю на маминой фабрике ткут.
Однако Петр Петрович не пошел на уловку:
– Взялись учить других, а у самих молоко киснет!
Но и Таня была не из тех, кто сразу теряется.
– Молоко у нас не пропадет, – сказала она. – У меня Шарик и Васька еще не ужинали.
Она вышла и тут же вернулась со щенком Шариком и котом Васькой. Я улыбнулась моей защитнице. Но знали бы вы, как обернется дело…
Я поставила миску с простоквашей на пол. Шарик любезно помахал коротким хвостиком, понюхал молоко. Васька осторожно дотронулся до него розовым язычком. Потом оба обиженно попятились. А Петр Петрович злорадно захохотал. Мне захотелось выйти из неловкого положения. И я спросила строго:
– А вы, Петр Петрович, знаете, почему молоко киснет?
– Пусть об этом расскажет Таня, – уклонился художник. – Вообще оно портится от жары. Так ведь, Таня?
Но тут в комнату вошла знакомая почтальонша Клава и подала почту.
– У вас молоко прокисло? – оживилась она. – У нас тоже. Ведь жара какая – в мае двадцать пять градусов!
– А вы знаете, Клава, почему оно киснет? – спросила я.
– А чего тут знать? – снисходительно улыбнулась Клава, очевидно считая мой вопрос пустяковым.
И ушла, впустив в дверь Танину маму, Веру Ивановну. Вера Ивановна упрекнула Таню:
– Как можно, Таня! Не всем твои любимицы по душе… Давай мне Шарика и Ваську, я их домой возьму…
И, уходя, справилась:
– В нашем магазине молоко купили? Значит, кислое! А впрочем, по радио передавали: гроза. Перед грозой оно всегда киснет!
Когда же и у нее я спросила:
– А почему оно портится, знаете? Вера Ивановна ответила добродушно:
– На то оно и молоко, чтобы киснуть!
Вера Ивановна увела кота Ваську и щенка Шарика. А я, усадив друзей за стол, стала вспоминать старинную историю:
– Когда-то по дорогам Франции ехали три вместительные кареты – дормезы. Просторный крытый кузов покачивался на больших колесах. На высоких козлах сидел, возвышаясь над крышей, кучер в позументах. Это важный епископ ехал с монахами и служками из Парижа в маленький южный городок. Епископа вызвали местные священники. По их мнению, в городе обосновались черти!
В полдень дормезы въехали в городок. Полный пожилой епископ в шелковой сутане с трудом вылез из кареты.
На площади, несмотря на палящий зной, собрались все жители.
Епископ осенил их крестным знамением. А владелец местного сахарного завода обратился к нему с такой речью:
– Святой отец, наш город потревожил вас потому, что мы на краю разорения. У нас сыроварни, молочные фермы, сахарные и пивные заводы. Наш город славился отличным вином… Но, видно, мы прогневали всевышнего! Я владелец сахарного завода. Вчера рабочие отжали сладкий сок из корней свекловицы, а к утру он превратился в пресный студень. Молоко у нас киснет, вино становится уксусом. Освятите наши амбары, хлевы… Выдворите от нас нечистую силу!
Утром в городе звонили колокола, шли молебствия.
Монахи обходили дворы, амбары, коровники, творя крестное знамение.
Но видно, не один сатана, а тысячи проворных чертей обосновались в городке. Молоко продолжало киснуть, мутнело пиво, а вино становилось противным уксусом…
Неделю гостили святые отцы. И глухой ночью выехали в Париж, опасаясь насмешек безбожников. Кстати, те от души посмеялись над монахами.
Таня весело улыбалась, слушая старую историю, а Петр Петрович, расположившись в кресле, рисовал чертей с кружками молока.
– Так им и надо, этим монахам! – решила Таня.
Мне, к сожалению, пришлось огорчить ее. В те времена не только монахи – сами ученые не могли понять, почему бродит вино, мутнеет пиво, горкнет и становится простоквашей молоко. Может быть, и правда на то оно молоко, чтобы киснуть?
В тот вечер мы разошлись поздно.
Петр Петрович собрался было распрощаться с нами. Встал, протянул руку… и снова уселся в кресло.
– Погодите, погодите, – сказал он, – Расскажите, ктй же распознал, почему молоко киснет?