— Да ну тебя, — рассмеялась София. — Мозгов как у хлебушка. Себастьян, забери эту маленькую глупую булочку!
Мне на плечи тут же опустилась тяжелая рука, привлекшая под бок своего хозяина. Под ногу подвернулась та злосчастная шишка, и тут щиколотка громко хрустнула. Если бы Себ не придержал меня, я бы рухнула. А так тихонечко взвыла, цепляясь пальцами за ткань толстовки актера и пряча на его груди лицо. Ногу свело, я не могла и подумать о том, чтобы на нее наступить.
На мой сдержанный вопль, похожий на короткий крик выпи, обернулись Соня и Марк, успевшие отойти чуть вперед. Оба ломанулись к нам.
— Полечка, — подруга резко перешла на русский, — что случилось?
Я всхлипнула, смаргивая навернувшиеся на глаза слезы боли.
— Ногу подвернула? — деловито спросил Марк. — Наступить можешь?
Я помотала головой. Себастьян невесомо погладил меня по голове и осторожно отстранил от себя. Я подняла на него взгляд. Он строгим взглядом «такая большая, а ревешь по пустякам» посмотрел на меня и стер тыльной стороной ладони слезы с моих щек. Я неосознанно потянулась вслед за лаской.
— Ногу надо осмотреть.
Мужчина довел меня до огромного валуна и, легко приподняв, посадил на него. Камень был ужасно холодным, а в зад тут же уперся острый угол, но это не могло заставить забыть о той острой боли, которая прожигала конечность от щиколотки до колена. Так сильно ногу подвернула я впервые, хотя неуклюжесть и неловкость мои постоянные спутники. Я спотыкаюсь на пустом месте из-за слишком большой «рельефности пыли».
— Я постараюсь осторожнее, но сама понимаешь, я не доктор, — Стэн опустился на колени передо мной и принялся развязывать шнурки на кроссовке. Это напоминало бы милую сцену, если не было так больно.
— Доктор кто*? — не смешно пошутила я и сама истерично засмеялась. На глаза выступили слезы, когда Себастьян стащил с ноги обувь.
— Она уже начинает опухать, — покачал головой он, осматривая щиколотку и вдруг резко дернув. Я завопила, вырываясь из сильных рук. — Сирена. Если я оглохну, на твоей совести будет. Сиди спокойно, я попытаюсь вправить.
— Ты таким Макаром мне ногу оторвешь, а не вправишь! — взвыла я. — А она мне дорога хотя бы как память. Мы двадцать лет вместе!
Мне не ответили. Марк с Соней стояли в сторонке и не пытались оттащить этого горе-хирурга от бедняжки Полины. Изверги. Не прощу!
— Спасите! — заорала я. Нога снова хрустнула, отчего стало еще больнее. — Садист! Убивают! Насилуют! Измываются!
— Лина, перестань орать, — прикрикнул на меня мужчина, наконец-то отпуская мою ногу. Пошевелить ей казалось чем-то невозможным. — Немного посидишь и отправимся в больницу.
В больницу? И отказаться от похода, о котором мы с Софией грезили столько времени?! Ну уж нет! Не ради себя, но ради подруги, «болеющей» Румынией уже долгие годы. Я ведь и поехала сюда из-за неё, потому что или вместе, или никак. Уверена, что и она бы, не задумывалась, отправилась со мной на берега Великобритании.
Сжав зубы, я, опершись на руки, неловко сползла с камня и встала на здоровую ногу. Меня пошатнуло, и я вцепилась в плечо Себастьяна.
— Пойдем дальше, — я через силу улыбнулась, неуверенно делая шаг и стараясь не опираться на подвернутую конечность. — Всё в порядке.
— Полин, — с угрозой в голосе произнесла подруга, пригвождая меня взглядом.
— Ой, ты же знаешь, я вечно преувеличиваю! — хмыкнула я, махнув рукой. — Я всего лишь подвернула ногу. Знаешь, что было бы хуже?
— Что? — недоверчиво переспросила она, складывая руки на груди.
— Если б я джинсы подвернула! — выдала я очередную тупую шутку, вызвавшую у друзей нервный смех. — Не волнуйтесь. Сонь, иди с Марком, мы с Себом потопаем за вами. А то уже сильно отстали от остальных.
Первый час я уверенно ковыляла, держась за Себастьяна. Ритм остальной группы выдерживать было не сложно, хоть мы и плелись в самом конце на большом расстоянии. Соня периодически одаряла меня беспокойным взглядом и приостанавливала Марка. Я на это кисло улыбалась и продолжала твердить, что все хорошо.
Еще два часа новый друг буквально тащил меня на себе. Погода стремительно портилась: поднялся свистящий холодный ветер, а небо окончательно скрылось за тучами.
Спустя еще какое-то время идти стало тяжелее. Тропа петляла все интереснее, а подвернутая конечность ныла сильнее. Мы перестали пытаться догнать группу и просто медленно ползли, все чаще останавливаясь, чтобы я могла отдохнуть. С трудом, но мы с парнями уговорили Соню идти вперед и не обращать внимания на меня. Девушка вздохнула, дала Стэну несколько ценных указаний, обняла меня и последовала за Марком. Я чувствовала себя обузой и с тоской смотрела вслед быстро удаляющимся друзьям.
— Вечно я все порчу, — пробормотала я, прислоняясь спиной к сосне. — Человек-катастрофа.
— Не раскисай, — ободрил меня мужчина и поднял глаза к небу. — Будет дождь. Давай ставить палатку?
— Ты же говорил, что мы отправимся в больницу? — наклонив голову на бок и внимательно смотря на него, спросила я.
— Такими темпами мы дойдем до отеля к ночи, а в больницу тогда приедем под утро. Мы можем заночевать здесь, а завтра утром встретиться с остальными. Как раз твоя нога отдохнет.
— Ладно, — кивнула я. — Чем тебе помочь? — я оторвалась от дерева, кусочки сухой коры которого остались на толстовке и запутались в волосах. Шаг. Еще один. Нога подкосилась и я позорно рухнула на землю. Себастьян рванул помогать мне подняться, но я предупредительно выставила вперед руку. — Я сама! Ты и так тащил меня на себе черт знает сколько.
Я попробовала подняться, но противная конечность вновь не захотела держать меня с положении стоя. Задница встретилась с холодной почвой. Я сдержанно рыкнула и глубоко вздохнула, прикрывая глаза. Спокойно, Полина. Не теряй самоконтроля…
Какая же ты жалкая. Даже со своим телом совладать не можешь! Ты обуза для всех. И Себастьян с тобой возится из жалости, Алова. Стал бы он терять свое время с тобой. Просто чистит свою карму, помогая сирым и убогим.
Я всхлипнула, опуская голову.
— Эй, ты чего? — обеспокоился Себастьян, присаживаясь на корточки рядом со мной. — Сильно больно?
Только из жалости. Он помогает из жалости. Разве может взрослый мужчина заинтересоваться дружбой с какой-то шмакодявкой? Скучной, неинтересной, среднестатистической девчонкой.
— Лина, — он снова озабоченно позвал меня по имени. Слеза прокатилась по щеке и сорвалась вниз, разбиваясь на джинсовой ткани.
— Не надо жалеть меня, — тихо проговорила я. — Я знаю, что, кроме жалости, ко мне нечего испытывать.
— Что ты там бухтишь? — мужчина бесцеремонно ухватился пальцами за мой подбородок и заставил поднять голову. — Повтори-ка. Я не расслышал.
— Всё ты слышал, — раздраженно сказала я, силясь вырваться.
— Я даю тебе шанс изменить свои слова, — пояснил Себастьян, строго и серьезно скользя по моему лицу серыми глазами. В них, словно молнии в грозовом небе, сверкали голубые искорки. Он, как говорил був из мультфильма «Дом», был злогрустным. — Я тебя жалею, потому что действительно беспокоюсь, глупая девчонка. Я знаю тебя меньше суток, но ты уже стала мне дорога. Так что переставай рефлектировать. Нам еще выживать целую ночь в диких условиях.
Этот добрый насмешливый тон заставил меня улыбнуться и крепко обнять мужчину, утыкаясь носом ему в шею.
— Фу, мокрый сопливый нос, — смеясь, выдал он, прижимая меня к себе. — Ты совсем еще ребенок, моя Вэнди… А сидеть на сырой земле вредно.
— Еще минуточку, — попросила я.
— Тогда не души меня.
— Хорошо.
По прошествии какого-то мы уже достаточно обжились. Пока Себастьян мучился с палаткой, чертыхался и ругался сразу на двух языках, я собирала веточки, скача на одной ножке, и разводила костер. Сырые дрова сильно дымили, но я все же добилась появления огня. Спасибо папе, таскавшего меня в лихие годы отрочества на рыбалку и учившего меня добывать огонь.