Мы не спали. Точнее, не спали до ее совершеннолетия. Мне казалось это правильным. А когда неделю назад все случилось, моя одержимость Панкратовой вышла на новый уровень. Если раньше моя ревность еще поддавалась хоть какому-то контролю, то теперь, нет. Совсем.
Моя ревность — это страх. Страх своей не идеальности, для такой идеальной Майи. Чувство, которое разъедало изнутри весь этот год. Чувство, которое подстегивало бывать на играх, чтобы помнить, кто я, и что вся эта игра в хорошего парня — не более, чем фикция.
Вот и ответ, где и зачем я зависал ночами.
Перечитываю сообщение. Смотрю на фото. Кто и как его далал? Кто?! Гребаный мир трещит по швам, я проваливаюсь в кроличью нору, полностью теряя связь с реальностью.
Сила разрушения колоссальная. Крепко сжимаю руль и разворачиваю тачку. Еду обратно к Майе, но ее уже нет дома. Пытаюсь вспомнить, видел ли по дороге сюда хоть одно такси, но правда в том, что я не смотрел по сторонам. Прикрываю глаза, откидываюсь на подголовник. Думаю. Куда она могла поехать? Где может быть?
Звоню. Снова и снова набираю номер Майи, до момента, пока она не скидывает.
Строчу сообщение за сообщением. Смысловой нагрузки в них нет. Оправдываться буквами я не буду. Я должен ее увидеть. Должен поговорить. Она просто не понимает…
Настолько не понимает, что в итоге вырубает телефон.
Я уже сам себя не понимаю. Все это какой-то абсурд. Сумасшествие с привкусом боли. Вот ее много. Разъедающей, порабощающей, заставляющей приклонить перед ней колено.
Стискиваю зубы, смотрю в лобовуху и думаю. Где она может быть?
Когда телефон издает звук, как ошалелый хватаю его, но волна энергетического подъёма угасает сразу, как только вижу, что сообщение не от Майи.
«Вот ты и показал свое истинное лицо, Арсений. Хорошего вечера!»
Гребанный аноним. Снова другой номер. Снова ни черта не отследить.
В приступе ярости прикладываюсь боковиной телефона о руль один раз, потом еще и еще. Когда осознаю, что мобильник мне нужен живой, на случай, если Майя все же возьмет трубку или позвонит мне сама, успокаиваюсь. Выдыхаю и еду к Ренату. У него обычная пятничная тусовка, без игр сегодня.
К себе ехать не хочу просто потому, что точно свихнусь.
Пока рассекаю улицы, постоянно поглядываю на экран смартфона, но он остается темным.
Добравшись до места, бросаю тачку у дома Гимаева, и захожу внутрь. Музыка оглушает. Если Майя вдруг позвонит, я ни за что не услышу. Это плохо.
Выхожу на балкон второго этажа, минуя веселящуюся толпу. Давлю пальцами на виски. Я не знаю, что делать. Я не знаю, что ей говорить.
Это какой-то абсурд. Майя поверила мне. Выбрала меня, несмотря на спор, но теперь…
В голове — адское варево. Плоть обуглилась. Все выжжено. Все кончено?
Слышу шаги. Оборачиваюсь. Это Ренат.
— Здорово. Не думал, что ты приедешь сегодня.
— Обстоятельства. Побуду у тебя немного и свалю.
— Да без проблем. Снова траблы с Майей?
— Что-то вроде того.
— Понял. Не лезу.
— Спасибо. Я в кабинете перекантуюсь тогда.
Выходим с балкона в гостиную и едва успеваем перекинуться еще парой слов, как свет гаснет, а из колонок начинает доноситься мой измененный через программу голос, голос, что звучит на каждой нашей игре. Голос, как у какого-то маньяка.
— Время настоящего веселья, детишки!
Я взахлеб смеюсь на этой записи, а на фоне начинает играть считалочка.
Свет вспыхивает кроваво-красным.
— Что происходит? — спрашиваю у Гимаева. — Ты сказал, игры сегодня нет.
— Ее и нет, — Ренат хмурится.
Оглядываюсь. Люди вокруг притихли. Все в ожидании.
Экран, на котором обычно транслируется наша игра, неожиданно врубается. Там видео, на котором Майя с этой своей подружкой. Съемка идет из-за соседнего стола на скрытую камеру. Голоса слышно отлично.
— Арс серьезно сделал тебе предложение? — спрашивает эта Саша.
Зал взрывается визгами.
— Ага. Представляешь.
— И?
— Ты же знаешь, я его не люблю.
Моргаю. Смотрю на экран. Это Майя. Это говорит она.
Не люблю? Не любит?
— Это не я, — слышу голос Рената у себя за спиной.
Это неправда. Просто склеенная запись. Но все, что приходило до этого Майе обо мне — правда. Это ведь не значит что…
Или, значит?
Мысли путаются. Я еще никогда не ощущал себя вот так. Абсолютная потерянность. Тотальная безысходность.
Она не могла такого сказать. Не могла!
Или же…
Нет, я в это не верю. Это все на публику. Это монтаж. Точно монтаж. Это же Майя.