Когда соображаю, что и правда скоро начну ее душить, ослабляю хват, и Майя становится на пятки, уменьшаясь в размерах мгновенно.
Рваный вдох. А после легкие окутывает запахом ее духов. Что-то с розой и ирисами. Максимально девчачий аромат. Панкратова — само олицетворение вот этой девочки в розовых туфлях и таком же платье. От макушки до пяток пронизана этим вайбом.
Злость не то чтобы сбавляет обороты, просто чувства притупляются. Размазываются.
— Прекрати издеваться над Верой. Что за глупость — отыгрываться за меня на ней?
— А что, если она заслужила? — упираюсь раскрытой ладонью в стену у Майи над головой.
— Вера? И чем же, интересно, она могла заслужить? Не преклонила колено перед госп…
— Именно что преклонила, — перехожу на шепот, зажимая рот Майи ладонью.
Ее выпады раздражают. Это же святая простота и абсолютное, какое-то просто незамутненное сознание. Наблюдаю за тем, как у нее расширяются зрачки, а в глазах встает отчетливый немой вопрос: что ты делаешь?
— А твоя распрекрасная Вера не рассказала, что слила мне о тебе все?
Майя моргает. Хмурит брови. Не верит, конечно. Поэтому я продолжаю.
— Что ты любишь, не любишь, с кем дружишь, о чем мечтаешь. О том, что это был твой первый поцелуй, я знал гораздо раньше, чем ты мне это озвучила, Майя. Твоя Вера лично тебя вызвонила, чтобы убедиться, сидишь ли ты в рестике с тем… Как его там?
Хмурюсь и действительно напрягаю память. Правда, имя этого чувака в башке так и не всплывает.
— Неправда.
Ее дыхание обжигает ладонь, нажим которой я уже давно ослабил. Убираю руку.
— Спроси у нее сама.
— Ты ее запугал. Как всех здесь…
— Она могла тебя предупредить, но, судя по твоей реакции, смелости это сделать у нее не хватило.
Вижу, как сменяются эмоции на ее лице. Майя растерянно смотрит перед собой, ровно сквозь меня. Сглатывает. Когда это делает, я чувствую, как под моей ладонью дергается ее тонкая шея.
Сердце в этот момент отбивает какой-то до этого незнакомый зашкаливающий ритм.
На протяжении семи дней все старались обходить ее стороной. Не контактировать, а если все же кому-то приходилось, находились те самые добровольцы, которые быстро «учили» бедолагу, что не стоит иметь с Майей ничего общего. Я об этом никого не просил. Сказал один раз ограниченному кругу лиц, дальше все разрослось само по себе.
— Вспомни, кто за эту неделю был рад общению с тобой? Ну кроме Маратика. А кто старался побыстрее слиться? Поброди в закоулках разума. О какой справедливости ты вечно печешься? Встать на твою сторону, заступиться никто не спешил и не спешит. Стоило ведь только щелкнуть пальцами, Майя.
Именно это и делаю, воспроизвожу щелчок, звук которого разносится эхом по душевым.
— Ловкость рук, и никакого мошенничества. Совсем.
— Ты всех подговорил? — шепчет и смотрит на меня, словно заколдованная.
— Предоставил выбор. Но стадо не умеет думать своей головой. Стадо просто слушает команды. Самое смешное, что никто даже не попытался возразить. Сказали бы дружное «нет», ну что бы я тогда смог сделать?
— Но они не сказали, — Майя поджимает губы. На ее лице появляется печальная улыбка, в которой на эту секунду собрано все разочарование мира.
Она отзывается и во мне. Вот эта печаль, весящая неподъемные килотонны. Мертвая энергия.
— Нет.
— Почему? — спрашивает со всей серьезностью, на какую только способна в этой ситуации.
Встречаемся глазами. Внутри все содрогается от ее взгляда, как бы я ни пытался отнекиваться. Как бы ни хотел абстрагироваться.
Убираю руку. Скользнув пальцами по ее тонкой шее, прячу их в карманы брюк. Отступаю ровно на один шаг назад. Дыхание перехватывает. Приходится сделать усилие, чтобы ответить:
— Потому что трусы. Но завтра все будет так, как было, Майя. Они будут улыбаться тебе, возможно, даже заискивать.
— Зачем ты это делаешь?
— Потому что справедливости не существует. Ее просто нет.
Слышу шаги в коридоре. Майя тоже реагирует. Встрепенувшись, бросает взгляд на вход в душевые. Рассматриваю ее в этот момент и чувствую, как по телу ползут мурашки. Передергиваю плечами. Моргаю, сжимаю руки в кулаки и, резко развернувшись на пятках, ухожу как можно дальше отсюда.
Сердце все это время ведет себя до возмущения необычно.
Марат возникает у меня на пути практически сразу. Дергает за локоть, чем и тормозит. Оттягивает с прохода в сторону и с ходу наезжает.
— Что ты сделал? — смотрит в глаза.
Пялимся друг на друга, еще немного — и глотки перегрызем. Каждый на низком старте уже.