У пруда на развилке дорог стоит покосившийся домик. На нем зеленая вывеска:
«Павилиён Сенкина Радость».
Над буквами нарисована улыбающаяся козлиная морда с папиросой. Это самая знаменитая пивная в Мотовилихе. Потому что под её крыльцом живет старый пьяница — козел Сенька. Из-за него здесь всегда толкутся мастеровые, потешаются, водкой козла поят, хохочут, когда он плясать начнет. А хитрому торгашу — доход. И козлиную вывеску он прибил для большего соблазну. Будилке не раз приходилось отливать водой перепившихся цеховых и волочить на себе к заводу.
Может, и сейчас там знакомые есть?
— Дяденька сыщик, а за что Акимыча забрали?
— Не называй меня так! Сам знаешь.
— Вот те крест — не знаю. Да мне что, мне он не дядька, не мамка. Вчера такой щелобан вкатил — до сих пор шишка на затылке. Во — смотри.
Будилка глядит на сыщика чистыми глазами.
— Жарко, попить бы. Вы, наверно, тоже сегодня устали, — подмазывается он, соображая, как бы заманить сыщика в «Сенькину Радость». — Здесь козел живет занятный. Водку пьет, стаканы на рогах носит, под гармошку пляшет. Вот те крест. А баб не любит — страсть. Те от него, подобрав подолы, носятся, а то спасаются на заборах. Не веришь?
Сыщик пожевал губами. Он раскраснелся, на носу блестят бисеринки пота. И верно, духотища, и с утра маковой росинки во рту не было. А пацан разболтался. Он на доброту должен клюнуть. Не баловали его добротой и лаской.
Сыщик потрепал льняные Будилкины волосы.
— Сирота, видать?
— Угу.
— Раков хочешь? И сыру? А может, и шкалик, а? Пошли?
— Пошли!
В кабаке потешались над козлом несколько мастеровых. Сенька был грязен, бока ввалились, шерсть в репьях.
— Сенечка, открой пасть.
Козел открыл. Ему плеснули водки, он проглотил и фыркнул.
— Теперь дыхни, — приказал ему дядька, похожий на цыгана.
Козел захрипел. Под общий хохот ему сунули в рот громадную самокрутку. Он запыхтел и, обжигаясь и давясь дымом, сжевал ее.
Знакомых нет. Хоть бы кто-нибудь…
Приказчик поставил перед Будилкой целую тарелку пунцовых, только что вынутых из кипятка раков. Сыщик подмигнул:
— Ешь.
— Господин сыщик, а Акимыча долго не выпустят?
— Не называй меня так, — прохрипел сыщик. Торопливо выпил шкалик, нюхнул, сморщившись, кусочек сыра и кивнул:
— Ешь быстрей и пошли!
Будилка стал разламывать рачью клешню. По тому, как сразу притихли мастеровые, он понял, что его услышали.
— Сенечка, новенькие пожаловали.
Козла подталкивали к их столику.
— С новеньких выкуп требуется.
Будилка напружинился, ждал. Не заметил, что жует клешню вместе с панцирем.
Глаза козла налиты кровью. Он пьян. Обнюхал штанину сыщика и открыл рот. Сыщик оттолкнул его каблуком.
— Не уважают Сенечку. Он может обидеться! — сказал, подходя, дядька, похожий на цыгана.
Козел склонил рог и смотрел одним глазом сыщику в рот. Вокруг столпились мастеровые. Будилка с радостью понял, что его хотят оттеснить.
— Уберите эту тварь! Эй, хозяин!
Сенька зацепил рогом стул и начал поднимать. Сыщик отскочил. Козел ринулся на него и вдавил бы в бревенчатую стену, не увернись тот и не вскочи на стол. Только клок полосатой штанины остался на кривом роге.
Крики, звон разбитой посуды, хозяин колотит шваброй козла, а тот рогами поднимает край стола, на котором пляшет сыщик, — это все, что успел заметить Будилка. Он выскочил из «Сенькиной Радости», перемахнул через забор и бежал прямо по морковным грядкам. В пивной звенела трель полицейского свистка. Из двери выскакивали и разбегались мастеровые.
Глухо хлопнул выстрел. Будилка показал кукиш и помчался к заводу.
После он узнал, что козел Сенька убит, а хозяина пивной всю ночь продержали в полицейском участке и оштрафовали «за содержание недозволенной скотины в присутственном месте».
А назавтра Мотовилиха объявила забастовку. Горному инженеру Крапивину, которого все ненавидели, натянули на белый китель рогожный куль, надели лапти и под свист и хохот вывезли с завода на тачке. И следы замели метлой. Рабочие требовали, чтобы освободили Акимыча и других арестованных.
Будилка бегал по цехам в замасленной выцветшей кепчонке и не мог сдержать улыбки. Его распирала гордость. Он носил в себе тайну. Никто не знает, что он, белобрысый парнишка с веснушками на носу, тоже не последняя спица в колеснице. Ведь, может быть, судьба этой забастовки зависела от одного слова «завтра», которое он принес Севрюгину от Акимыча.